"Людмила и Александр Белаш. Перепись 1769 года" - читать интересную книгу автора

вас недоступным, можно его исправить. Исправить, но не изменить. Даже мне
это не под силу. Может быть, вы поймёте мою боль и мою скорбь, которую я
испытываю, глядя, что вы уготовили людям, ещё не родившимся.
Зеркало вслед её словам наливалось грозовой чернотой. Лионель словно
сидел в эркере о трёх окнах и выглядывал сквозь них куда-то наружу. Себя
он в зеркале больше не видел.
- Я не могу проникнуть в будущее дальше, чем на триста лет. Что будет
потом, мне неизвестно. Глядите!
Чернота разорвалась с рёвом; навстречу Лионелю хлынул поток, обвал
голых костлявых тел. Мертвецы сыпались как куклы. Над грудой трупов стал
подниматься железный щит, из-за которого слышалось рычание - но рычало не
живое существо; в звуке бился ровный частый стук обезумевших башенных
часов, и над щитом плотными плевками взлетал прерывистый дымок.
- Что это? - Лионель оторопел, ему едва не стало дурно.
- Это? плоды демократии, сударь. Уборка её урожая. Вы видите Германию.
Я уже смотрела в это время. Всенародным голосованием - именно так, как вы
мечтаете, Лионель! - там будет избран на верховный пост некий австриец. Он
решит, что в Европе много лишних людей, и будет методически их умерщвлять.
Сотнями тысяч.
Миллионами.
- Австриец? из Габсбургско-Лотарингского дома?.. - у Лионеля в голове
не умещалось, что чванливые, высокомерные австрийцы могут быть так жестоки.
- Потомки Марии Терезии и Франца Стефана в ту пору сойдут на нет и
потеряют власть. Речь идёт о простолюдине.
Иссохшие мертвецы с запавшими глазами едва не переваливались через раму
зеркала.
Рокот механизма, скрытого за железным щитом, ударами гвоздей вонзался в
уши.
- Это мираж, - забормотал Лионель, вытирая глаза. - Ваша мазь вызывает
видения!
Ничего этого нет!..
- Это будет, - подчеркнула Беатрикс. - Смотрите в зеркало, любезный! -
шар покатился в обратную сторону. - Вот близкое к нам время. Милая
Франция, столь вами любимая.
Раздался громкий щелчок и многоголосый вопль - на Лионеля смотрел сруб
шеи, сжатой деревянной колодкой; кровь толчками била из жил, в рассечённом
мясе белели костные осколки позвонка; ниже, в плетёной корзине, лежали
человеческие головы, отделённые от тел, с оскаленными зубами, залитые
кровью так, что нельзя было отличить мужских от женских. Лионель был
офицером, и вид крови его не пугал, но одно дело - бой, а это была бойня.
- Через каких-нибудь двадцать лет произойдёт и это. Вы молоды, Лионель;
поезжайте тогда в Париж и убедитесь в том, что зеркала показали правду.
Окровавленное косое лезвие поползло вверх по пазам; Лионель увидел, как
сбросили в сторону тело и подвели к палаческой машине очередную жертву,
совсем юную девушку. Помощник палача спокойно и привычно обрезал ножницами
её длинные волосы - и Лионель понял, на что походила причёска Беатрикс,
когда она вошла в спальню.
- Да, ваша догадка верна. Этот стиль назовут à la guillotine, в
честь орудия казни. И будет модным вместе с причёской носить на шее
красную бархотку - вот здесь, куда ударяет нож.