"Пуля-Квант" - читать интересную книгу автора (Бобл Алексей)

Глава 2 ПРИГОРШНЯ


Как зовут тебя, парень? — Кирилл, — отозвался я. — Вы же знаете. — Фамилия твоя?.. — Григорович застыл в кресле, склонившись над какой-то бумажкой.

Единственный стол в лаборатории руководителя на­учного блока «В» стоял под стеной у входа. Над плос­ким монитором висел список, испещренный пометками: галочки красного цвета, росчерки синим, выделены ци­фры дат и времени. Справа от монитора маленький гло­бус. Я слыхал, что начальники нередко окружают себя символами, те навевают соответствующие мысли, со­здают некий фон и настрой. Глобус скорее всего связан с восприятием мира, только в каком ключе — трудно догадаться. Перед башенкой системного блока красова­лась миниатюрная фигурка девочки-ниндзя. Я про себя улыбнулся — красивая игрушка, видимо подарок от ка­ких-то восточных коллег.

Поежившись, я переступил с ноги на ногу. Входная дверь не имела доводчика, в комнате тянуло сквозняком. На двери висела табличка с призывом закрывать дверь плотнее, но это не помогало, людям было не до того. Персонал готовился к эвакуации, лаборанты и научные сотрудники шастали туда-сюда, демонтировали со стен­дов и выносили оборудование.

Руководитель сектора распрямил спину, повернулся к монитору. Там крутилась заставка: по синей плоско­сти бегал человечек с ружьем — должно быть, сталкер. Большая голова, маленькие ручонки и ножки… За стал­кером гонялось какое-то чудо-юдо. В итоге монстр до­гнал человечка и сожрал. Спустя пару секунд сталкер возродился уже на красной плоскости, почесал башку в раздумьях, помялся на месте и побежал по горизонта­ли. На пути вспыхнуло желтое пламя и поглотило бед­нягу. Через некоторое время мульт повторился, теперь на человечка упал невесть откуда взявшийся кубик, по­том он провалился в невидимую яму. Всякий раз на эк­ране появлялась надпись крупными белыми буквами: «СЕМЕЦКИЙ — ЖИЗНЬ ФОРЕВА».

— Войтковский моя фамилия.

— Ага. — Ученый почесал макушку.

Поверх защитного костюма Григорович накинул ват­ник, такая непривычная комбинация одежды вызывала улыбку. Он бы еще валенки и ушанку нацепил.

Дверь распахнулась, внутрь заглянул военстал — ко­мандир смены охранения:

— Сергей, даю твоим зайцам еще полчаса времени, чтобы свернули все работы в четырнадцатой лаборато­рии. Вертолет ждать не будет!

Григорович повернул голову к двери. Прямой нос, резко очерченные скулы, на щеке полоска пластыря. Он отложил листок — я только сейчас заметил, что кисть забинтована, — снял очки и заговорил:

— Отмель, ты прекрасно знаешь, что в моем блоке меньше людей, чем у остальных. — Поежился от холо­да и, дотянувшись до масляного обогревателя, щелкнул тумблером. — А я должен завершить не только демон­таж ценного оборудования, но и монтаж установки! А…

— А это кто? — Отмель кивнул в мою сторону. — Напомни…

— Дверь прикрой. — Григорович взял со стола отложенный лист. — Холодно. Его вчера прислали.

С ума они там, в Кривом Роге, сошли — парню де­вятнадцать.

Офицер шагнул внутрь, затворил дверь. Высокий, широкоплечий, на поясе кобура с пистолетом, на жиле­те ровным рядком кармашки с магазинами, пара сиг­нальных ракет и Г-образный фонарь. Какая-то едва уло­вимая точность в каждом движении, легкая аура агрес­сивности — от офицера веяло уверенностью. Хотелось вытянуться по стойке смирно, щелкнуть каблуками…

Я подобрался. Взглянул на длинные пустые стелла­жи вдоль серых стен. Сейчас научный блок напоминал пустой склад. Мусор на полу: обрывки проводов, куски картона, в дальнем углу корпус неизвестного мне агре­гата — брезентовый Полог сполз, обнажив выпуклый дисплей, разлинованный сеткой, верньеры настройки с белыми цифрами на шкалах.

Дверь распахнулась, вошли двое.

— Сергей Константинович, мы… — первый кивнул на агрегат в дальнем углу.

— Забирай скорее, — велел Отмель, прежде чем Григорович ответил, и отошел к стене, чтобы не мешать, присел.

— Забираем.

— Дверь закрывай, — раздраженно добавил Григо­рович.

Офицер стянул вязаную шапку, положил на колено и стряхнул талый снег. Взъерошил волосы, поправил усик микрофона, прижал наушник пальцами — видимо, слу­шал какое-то сообщение. Брови сдвинулись к перено­сице, губы сжались.

— Да, Карп, добро на посадку. Я в блоке «В», буду через три минуты, без меня не начинай. — Отмель зыркнул на меня, перевел взгляд на Григоровича. — Аномалия?.. Руку как повредил?

— А, это… — Григорович покрутил у лица забинто­ванной кистью. — В системном блоке ковырялся, по­вернулся неловко, он на пол полетел — я ловить…

— Ага, а лицо? Бандитская пуля? — Отмель усмех­нулся.

— Нет, — серьезно сказал Григорович, нацепив на нос очки. — Когда брился. — И снова уткнулся взгля­дом в листок на столе.

— Ладно, Сергей Константинович… — Отмель под­нялся, постучал по циферблату наручных часов. — Гра­фик… график срываешь. Орлов со своими через час улетает, а твои до сих пор шастают по лагерю. Вот бе­ри этого мальца и грузи свою четырнадцатую. У тебя двадцать минут еще, не более. Третий борт на подлете, а у меня площадка занята. Чтобы всех отправил, кто в проекте не задействован. Все, начинай!

— Да какого!.. — Григорович в сердцах хлопнул по столу, листок выскочил из пальцев, вспорхнул в воздух. Фигурка девочки-ниндзя, подпрыгнув, закачалась, уче­ный нервно подхватил ее, поставил на место. Потом за­пахнул полы ватника, сгорбился и сказал: — Пойми ты, мне контрольные измерения снять необходимо, монтаж прервать не могу, а у меня зарядника нет. Ког­да и кто его доставит?..

Послышался шорох, я обернулся. Лаборанты та­щили агрегат между стеллажами, волокли по полу с хрустящим звуком, словно по крошке битого кирпи­ча. Пришлось посторониться, привалиться плечом к стойке…

— …вот так, — донеслось издалека.

Резкая боль пронзила колено. Я заорал, взмахнул ру­ками и сквозь слезы разглядел перед собой добродуш­ное лицо.

Сталкер-одиночка. Из распахнутого ворота куртки струится пар.

В голове пронеслись последние события: взрывы, ка­бина грейдера, полчища псевдособак, лопоухий води­тель и кровь, толчками выходящая из его шеи.

Сталкер смотрел внимательно. Белобрысый — шап­ку куда-то дел. На лбу шрам, оставшийся от плохо об­работанной раны, с шестью красноватыми точками — следами скобок. По одной щеке размазана копоть, на второй свежая ссадина. Он широко улыбнулся:

— Жить будешь. Колено из сустава выскочило, я вправил. Правда, бегать сможешь не скоро.

Я сглотнул. Сталкер подсунул флягу, и я жадно от­пил. Горло обожгло, дыхание перехватило. Спирт! Я вы­пучил глаза, жесткая ладонь вложила мне в разинутый рот горстку снега. Сразу полегчало.

— Как зовут тебя, парень?

— Кирилл… Войтковский, — сказал я, отдышав­шись, и осторожно добавил: — Будто не знаете.

— Откуда? — удивился сталкер. — Чего расте­рялся?

— Так… просто, — пробормотал я, обдумывая все, что привиделось в бреду.

— Оклемался? — Подошедший Лабус присел ря­дом. — Да, дела… — Он смотрел на мою ногу и раз­глаживал усы.

— Что? Что там?! — Я попытался сесть.

Боль опять прострелила колено. Клацнув зубами, я откинул голову, закрыл глаза, сдерживая стон.

— Тихо, тихо, — сказал Лабус. — Пригоршня, на­до шину наложить.

— Сейчас сделаем.

— Черт! Курортник, у нас «трехсотый», его бы за Периметр, в базовый лагерь.

Из-за боли их голоса казались гулкими и отдавались в голове коротким эхом.

— Хреновая ситуация, — определил пулеметчик.

— А у меня вообще дежа-вю, — прозвучал откуда-то сверху голос командира. — Ничего не напоминает? А, Лабус? — Раздался звук осыпавшихся камушков, шаги.

Лабус согласился:

— Есть такое дело, напоминает.

Как много имен прозвучало… Курортник — видимо, командир. А Пригоршня — этот белобрысый со шра­мом, сталкер-одиночка.

В голове окончательно выстроилась череда событий, связавшая меня с новыми знакомыми.

Я открыл глаза. Взгляд уперся в бетонные потолоч­ные плиты, треснувшие, с плохо зашпаклеванными ли­ниями стыков. Покосился вправо — рядом глухая стена с выбоинами в штукатурке, обнажившими кирпичную кладку. Под стеной — внушительных размеров рюкзак, к боковому кармашку липучками прихвачен металличе­ский цилиндр сантиметров пятнадцати в длину, в акку­рат под набалдашниками на концах, чтобы не выпал при ходьбе. Возле рюкзака лежит необычное оружие — ав­томат с подствольником, но спусковая скоба одна, и ма­газин из приклада торчит. На полу портплед с граната­ми и подсумок, обмотанный широким кожаным ремнем. В углу из кирпичей сложено некое подобие мини-печки, стены в копоти, на полу остатки золы. Я повернул голо­ву влево и увидел Курортника. Плечо забинтовано по­верх маскхалата, бурое пятно расплывается на повязке. Другой рукой командир придерживал висевшую вдоль бедра винтовку. Он напоминал Отмеля, старшего смены охранения в лагере на Янтаре — те же движения, та же едва уловимая точность, все выверено, и легкая аура аг­рессивности. За спиной военстала несколько оконных проемов — видимо, через один из них он и проник внутрь. В окнах маячил покосившийся забор, за ним — кустарник, лес, все это за пеленой снега.

Посреди помещения высился сугроб, я снова взгля­нул вверх и увидел дыру, расчерченную кривыми пруть­ями арматуры. Сквозь нее падали снежинки.

Почему-то вдруг в душе возникло ощущение уверен­ности: эти люди мне помогут, они не бросят… Никогда не думал, что судьба близко столкнет с военсталами, что вообще в Зону попаду!

Вставший передо мной Лабус наклонился, коснулся моей шеи, нащупал пульс. Кивнув, сказал:

— Сейчас поколдуем, не переживай, малец.

— Подойдет? — В окно просунулся Пригоршня, по­казал длинную палку.

— Ага, — кивнул Лабус, — тащи сюды. Сталкер залез внутрь, на ходу срезая сучки армей­ским ножом.

— Пригоршня, ну а с тобой что делать? — загово­рил Курортник. — В «Гуантанамо» ты, конечно, не же­лаешь. Если б я тебя не знал раньше и на Янтаре мы не встречались, то в лучшем случае сидеть тебе в ка­рантинном секторе на демаркационной линии и дожи­даться отправки в лагерь.

— А в худшем?

— А в худшем — лучше не думать, — вставил Ла­бус и заухал совиным смехом.

Сталкер прекратил остругивать ветку.

— И? — Он поглядел сначала на Лабуса, затем на Курортника.

— И! — передразнил Курортник. — С начальником особого отдела охота встретиться? «Гуантанамо» — са­наторий для сталкера, если сравнивать его с особым от­делом. Так-с… — Командир посмотрел на меня. — На хрена штанину вспорол, Пригоршня? Парню за этот ко­стюм отчитываться перед завхозом научного сектора.

— Ну скажите, что там с ногой? Все плохо? — по­дал я голос.

— А ничего, — отрезал Курортник. — Костюм твой теперь — тряпье. А нога… — Он склонил голову на­бок, словно оценивал. — Нога в порядке. Вот Пригор­шня и потащит к Периметру «груз триста». Так ведь?

— Так, — обиженно буркнул сталкер.

— Шину накладывайте, бинтуйте. Пять минут, — приказал командир.

Лабус проворчал:

— Чего стал? Давай палку.

Курортник достал сигарету, отошел к окну и уставил­ся на снег. Пока мне прилаживали палку-шину и накла­дывали повязку, я несколько раз вздрагивал от боли, но терпел. Командир наблюдал за окрестностями, иногда высовывался и задирал голову, прислушивался. Сигаре­ту он так и не прикурил.

— А «Гуантанамо» — это ведь на Кубе? — уточнил я, когда пулеметчик и сталкер закончили колдовать над моей ногой.

Лабус хмыкнул, Пригоршня натянуто улыбнулся.

— «Гуантанамо», — отозвался Курортник, расслы­шавший мой вопрос, — фильтрационный лагерь вот для таких бродяг, как этот паренек, — он подошел к нам и ткнул стволом в Пригоршню, — делающих вид, будто они в Зоне случайно, грибочки собирают. А название ла­геря — фольклор местных жителей. Прилипло с чьей-то подачи. Самое интересное, что некоторые из этих, — командир опять поднял оружие, указав на сталкера, — действительно неплохие парни, и по жизни я бы за них поручился. И в разведку вместе пошел. — Он покачал головой, осуждающе глядя на Пригоршню, и доба­вил: — Ну вот что мне с тобой делать, а?

В бедро больно кольнуло. Лабус продемонстрировал мне одноразовый шприц.

Я порядком продрог. Знобило — челюсть непроиз­вольно прыгала.

— Сейчас боль отпустит, — пообещал пулеметчик.

— Не косись так недоверчиво, — сказал Курорт­ник. — Костя — санинструктор в подразделении.

Ага, значит, Лабуса зовут Костей.

Командир подхватил винтовку, перевесил на грудь. Я опять поймал себя на мысли, что сравниваю его по­вадку с движениями Отмеля — как похожи, одна шко­ла. Курортник застыл вполоборота, словно сказать мне что-то хотел и не решался. Коснулся кончика носа, шмыгнул и заговорил:

— Там, у будки блокпоста, ты вовремя закричал, предупредил… .

— О чем? — удивился я.

— «Манок» в будке стоял.

— А что это?

Я с удивлением посмотрел на Лабуса, на Пригорш­ню. У сталкера на лице читался неподдельный инте­рес — видимо, тоже не совсем понял.

— «Манок» — электронное устройство, — пояс­нил Курортник, — испускает волны в определенном ди­апазоне… Как дуделка, манок на уток у охотников, так и тут.

Ага! Значит, если включить это устройство, мутанты становятся как крысы, идущие на звук флейты в сказке о приключениях Нильса. Военные пристреляли секто­ра — снаряды и мины наверняка разрушили устройст­ва, а мутантам хоть бы что. Вот ближе к Периметру и натыкали в разных местах новую аппаратуру. Эффект от такой операции я не мог оценить, но наверняка был в этом какой-то скрытый смысл. Главное, суть ясна.

Курортник выжидающе смотрел на меня. Я кивнул.

— Странно, что не знаешь, — прищурился он. — Ты ж с Янтаря.

Я отвернулся, вспомнив гибель миротворца. Лабус не слушал, паковал аптечку.

— В Зоне недавно, что ли? — не отставал Курорт­ник.

— Да.

— Ясно…

— Давай теперь подумаем, как ногу укрыть, — вме­шался Лабус. — Холод, конечно, не повредит — отеч­ность меньше будет. Но это только до определенного момента хорошо. Замерзнешь быстро. На улице минус сейчас, а ты чуть ли не в шортах. — Лабус выпрямил­ся, захлопнул пластиковый бокс с эмблемой Красного креста на крышке. — Пригоршня, что там у тебя в рюк­заке? Найдется во что переодеть научника?

Последовала длинная пауза.

Холод окончательно пробрался в организм. Я бы со­гласился глотнуть еще спиртика из фляги Пригоршни. Получилось сесть, нога ныла, но несильно.

Дальний торец помещения перегораживали желез­ные ворота в пятнах ржавчины. В одной створке двер­ца, обитая оцинкованным листом, по периметру черные шляпки заклепок. Край листа отогнулся, обнажив кус­ки стекловаты. Массивная задвижка блокировала вход с нашей стороны, наверное, кто-то из военсталов пре­дусмотрительно закрыл. По краям ворот свисали похо­жие на паклю наросты. Разглядев все это, я переклю­чил внимание на спутников.

Они застыли на одной линии: Курортник, Лабус и Пригоршня. В руках Кости аптечка, пулемет стоит воз­ле ног. Пригоршня в двух шагах от него с ножом в ле­вой руке. Я посмотрел на Курортника — штурмовая винтовка поднята, палец на спусковом крючке.

— Не дергайся, Никита. Спокойно. Лабус, забери его ствол.

Ага, теперь я знаю, как зовут молодого сталкера. Только вот что означают слова Курортника?..

Лабус шагнул к рюкзаку, и Никита сорвался с места.

Костя почти дотянулся до его оружия, но сталкер упал на цементный пол, уходя с линии огня штурмовой винтовки, и врезал кулаком Лабусу по селезенке.

Сдавленный возглас. Военстал держал удар. Захри­пев, он перехватил руку с ножом и попытался ладонью накрыть лицо Пригоршни. Тот отдернул голову, выпу­стил нож — клинок звякнул об пол, — ухватил Лабу-са за плечи и увлек за собой, закрываясь от Курорт­ника.

Я бросил взгляд на командира. Сжав губы, он водил стволом из стороны в сторону, пытаясь поймать в при­цел Пригоршню.

В первом раунде победила молодость. Никита голо­вой заехал Лабусу в переносицу, тот качнулся и стал за­валиваться на сталкера. Обхватив его, Никита попытал­ся рывком сместиться к мини-печке.

Курортник, зло сплюнув, бросил винтовку, выхватил пистолет из кобуры на бедре и прыгнул к ним.

Как внезапный порыв ветра, по комнате прокатил­ся жутковатый хохот. Я вздрогнул, завертел головой. Смех эхом отразился от стен, потом снова захохота­ли — где-то в углу, куда отполз Пригоршня, прикры­ваясь Лабусом.

В воздухе блеснула точка. Вспыхнула — и выросла в бело-желтый шар, от которого посыпались искры. Будто оголенный провод под напряжением сунули в во­ду и сразу вытащили… Я зажмурился, волосы на голо­ве встали дыбом. Открыл глаза — Курортник застыл с широко разинутым ртом, из-под потерявшего сознания Лабуса пытался выбраться Пригоршня.

Шар исчез. В углу колыхнулась тень, похожая на ши­фоновую занавеску. Мне показалось, что в ней просту­пают очертания морды: морщинистая коричневая кожа, вместо глаз — черные впадины. Из пасти вырвалось за­вывание, перешедшее в истеричное хихиканье.

Курортник наконец вышел из ступора.

— Полтергейст!

Взяв за ворот Лабуса, он открыл огонь. Звук выст­релов заглушил хохот, пули пролетали сквозь «шифон» и врезались в штукатурку, щеку царапнуло каменное крошево.

Курортник дернул безвольное тело напарника на се­бя, поволок прочь, продолжая разряжать магазин.

Пригоршня оперся на локти и, быстро двигая ими, пополз от полтергейста. По дороге ухватил пулемет Лабуса, передернул затворную раму, из патронника вылетел патрон и звякнул об пол. Сталкер вскинул оружие, и…

Полтергейст исчез.

Лабус встал на корточки, потряс головой. Из носа текла кровь, он утерся ладонью, сплюнул и, подняв го­лову, крикнул:

— Убью гада!

Полтергейст возник под потолком, все повторилось: искры, шар, мерцание…

Пригоршня с Курортником открыли огонь одновре­менно. Полупрозрачный монстр взвыл и спикировал на них. Опрокинув сталкера, умчался к железным воротам, до которых не долетел — исчез по дороге.

Лабус взмахнул пистолетом, выдавив что-то нечле­нораздельное, с трудом поднялся на ноги.

— В центр — круг! — скомандовал Курортник. Они прыгнули к сугробу, возле которого валялись

рюкзаки военсталов, встали спиной друг к другу, заняв круговую оборону.

Тварь опять проявилась под потолком и заметалась от стены к стене. Не отводя от нее взгляда, я лихора­дочно шарил вокруг, пытаясь нащупать оружие Пригор­шни. Пальцы наткнулись на гладкий цилиндр — под-ствольник? Ладонь сжала холодный металл. Я попы­тался подтащить оружие к себе, но что-то мешало, не пускало.

Хохот наполнил помещение. Загрохотали выстрелы.

Полотнище под потолком потеряло прозрачность, на­чало сминаться в жеваный тетрадный лист. Сгустившая­ся тень обрела форму: тулово, похожее на корягу, покры­тую сплетением мышечных волокон, непропорционально длинные руки с когтистыми пальцами. Крутанувшись, монстр рванулся ко мне. Я все еще пытался схватить ору­жие. Руки полтергейста вытянулись, когти нацелились мне в шею.

Стрельба смолкла — сталкеры испугались, что заде­нут меня.

Я дернул что было сил. Что-то порвалось, перед гла­зами возникла алюминиевая колба с ребристым набал­дашником на конце.

— Ложись! — гаркнул Курортник. — «Сборка»!

Инстинктивно зажмурившись, отвернувшись от на­летавшей на меня морды, я откинулся назад, выбро­сив перед собой руки, ладонь хлопнула по набалдаш­нику…

Мягкий белый свет коснулся век. Все стихло. Не бы­ло больше ни хохота, ни жуткого воя…

Открыв глаза, я повернулся на бок. Сталкеры лежа­ли на полу, накрыв головы руками. Курортник припод­нялся, взглянул в мою сторону, скупо улыбнулся. Раз­дались смешок Пригоршни и ворчание Лабуса.

Я обвел взглядом помещение, осторожно сел. Понял, что до сих пор сжимаю алюминиевый цилиндр. Поднес к лицу. Хм — ничего необычного, колба похожа на кон­тейнер для ключей, такие сдают на вахту охраны и опе­чатывают. А что крикнул Курортник, перед тем как все стихло? И этот белый свет — что это такое? Я снова посмотрел на спутников. Вот черт!..

— Положи пулемет, Никита. Я не шучу.

Военсталы целились в Пригоршню. Тот угрюмо зыр-кал исподлобья.

Как же так, ведь только что плечом к плечу сража­лись с тварью, а теперь?.. Я растерялся.

— Спокойно, командир, — произнес Никита.

Он медленно присел и поставил оружие на пол. Ла­бус шагнул вперед, держа сталкера под прицелом пис­толета, поднял за ремень пулемет и отступил.

— На колени! Руки за голову.

Пригоршня выполнил команду. Лабус повесил пуле­мет на плечо.

— Надо уходить, — сказал Курортник, целясь стал­керу в голову.

— Что, разбежимся? — поинтересовался тот.

— Что у тебя в рюкзаке? И где добыл военную «сборку»? — спросил Курортник.

Лабус обошел сталкера, упер ствол ему в затылок. Никита дернулся и замер, военстал принялся обыски­вать его.

— Не скажу, — огрызнулся Никита.

— Тогда в расход, — резюмировал Курортник.

— Чист, — произнес Лабус и отступил. Командир приказал:

— Поднимайся.

— Все равно я вам нужен, без меня не допрете маль­чишку. — Пригоршня оскалился. Хотел опустить руки.

— Замри! — велел Лабус. — И не в таких передел­ках бывали.

Никита хмыкнул, смерил его взглядом.

— Что в рюкзаке? — повторил Курортник.

Я вдруг понял: Пригоршня ни при каких обстоятель­ствах не убьет Курортника, а тот не застрелит сталке­ра. И Лабус этого не сделает, потому что верит коман­диру. Ну подрались, так бывает — лучшие друзья де­рутся… Военсталы при исполнении, Пригоршня неза­конно проник за Периметр; по идее, его должны сдать в фильтрационный лагерь, но Курортник же сказал: в разведку вместе с таким пошел бы… Нет, не станет он убивать Никиту, пугает его только. Похоже, они давно знакомы. Но почему тогда сам не проверит рюкзак?

Пригоршня пожевал губами. Взгляд обежал Курорт­ника с Лабусом, скользнул по мне, Сталкер подобрал­ся, вдохнул, будто собирался с мыслями перед экзаме­ном, и выдал:

— Черт с вами, в рюкзаке ИЗДЕЛИЕ.