"Генрих Белль. Завет " - читать интересную книгу автора

- Послушайте, - произнес он наконец после продолжительного молчания. -
Есть люди, призвание которых чистить сапоги. Кстати, это безупречно честная
и очень достойная работа, получше многих других. Вероятно, это не ваше
призвание, впрочем, я не знаю. С другой стороны, я не хочу никого, кроме
вас, видеть своим ординарцем. Полагаю, мы уже можем говорить друг с другом
откровенно, без околичностей. Я хочу сделать что-то, понимаете? Не только
все время говорить. Пора что-то делать, понимаете?
Я кивнул, хотя ничего путного по части сделать, хоть убей, в голову не
шло.
- Поэтому, - продолжал он, - я предлагаю чистить сапоги по очереди. Чем
плохо? День вы мои и свои, день я свои и ваши. Согласны? Кстати, завтра
утром вы пойдете в роту, а после обеда свободны, как и полагается ординарцу
командира роты. У нас будет все строго по уставу. Но боюсь, еще одно вам
придется взять на себя: чего я совершенно не умею, так это готовить.
Я долго на него смотрел, потом сказал:
- У меня другое предложение. Пусть каждый чистит свои сапоги сам. А
готовку и продовольственное снабжение я беру на себя.
- Прекрасно! - воскликнул он. - Прекрасно! Превосходная идея. Благодарю
вас.
Он протянул мне руку, мы снова чокнулись, после чего он вдруг встал,
подошел к большому портрету Гитлера, что висел в торце комнаты, этакий
казенный шедевр в массивной золоченой раме, и просто повернул его лицом к
стенке. Он еще не оторвал рук от рамы, как дверь распахнулась: на пороге
стоял Шнекер.
Как и положено по уставу, я встал. Шнекер посмотрел на меня, потом на
Вашего брата, который тем временем успел вернуться к столу, потом снова на
меня и тихо сказал:
- Оставьте нас одних.
Я подошел к двери, отдал честь и вышел.
Громко чеканя шаг, я прошел по коридору, затылком изо всех сил
прислушиваясь к тому, что происходит в комнате, но ничего не услышал и
понял: он тоже слушает и ждет, пока мои шаги не затихнут окончательно. Я
вышел из дома, но тут же обогнул его с другой стороны и, прокравшись вдоль
стены, залег в саду возле открытого окна. Внутри по-прежнему было тихо.
- Так, - произнес наконец капитан Шнекер спокойным голосом, очевидно,
подойдя к картине и повернув ее как положено. - Для начала покончим с этими
детскими шалостями.
- Позволь спросить, - в тон ему ответил Ваш брат, - мое ли это
помещение и существует ли предписание, обязывающее офицера держать у себя в
комнате портрет вождя?
- Нет.
Я услышал, как Ваш брат подходит к стене, и знал, что он снова
переворачивает картину.
- Хорошо, - сказал капитан. - Отлично. При твоих несомненных умственных
способностях тебе, полагаю, должно быть ясно, что, когда офицер в
присутствии своего непосредственного начальника демонстрирует неприязнь к
портрету верховного главнокомандующего, это чревато вполне однозначными
выводами.
- Ошибаешься, мой дорогой. Мне внушает неприязнь только рама. Ты же не
станешь отрицать, что я кое-что смыслю в искусстве, так вот, мне кажется