"Генрих Белль. Завет " - читать интересную книгу автора

веселеньких пестрых зонтов, где нынче так любят сиживать иные беззаботные
люди в темных очках, наблюдая за потоком прочих смертных. Шнекер к тому же
был в обществе весьма приятной молодой дамы.
Дама была хороша собой, весела и скованности не ощущала. Сам не знаю
почему я вошел в кафе, сел за соседний столик и заказал мороженое - до того
мне вдруг захотелось подслушать их разговор.
Волнение мое усугублялось тем, что Шнекер почти не изменился. Ну да,
слегка пополнел, стал скорее старше, чем моложе, и приобрел легкий налет той
матерой буйволиности, которым почти неизбежно обрастают немецкие молодые
люди из лучших кругов годам этак к тридцати двум, когда и для них приспевает
пора вступать в партию отцов и активно в этой партии функционировать. Как
только я, поблагодарив официанта, уселся наконец так, чтобы ничего не
упустить, Шнекер произнес:
- А Винни?
- Замужем. Разве ты не знал? И счастлива, безумно счастлива, ты уж мне
поверь.
Шнекер рассмеялся.
- Мы тоже будем счастливы, - сказал он мягко и накрыл руку девушки
своей рукой. В ответ она до того восторженно вскинула на него огромные,
кроткие, лишь самую малость глуповатые глаза, что мне показалось, она от
счастья сейчас совсем растает да так и растечется по красивому плетеному
летнему стулу липкой лужицей сиропа.
- Сигарету? - предложил Шнекер, протягивая ей открытый портсигар.
Она взяла, оба закурили, каждый углубился в свое мороженое. Мимо
тянулся поток легко одетых, но все равно сморенных зноем и давкой людей,
торопящихся в город на последнюю летнюю распродажу или уже возвращающихся
домой с покупками. На лицах у всех та же судорога, какую еще в прошлом году
можно было наблюдать в "картофельных поездах", когда по осени все кидались
за город запасаться картошкой. Усталость, жадность и страх - вот что
читалось в этих лицах. Опустив глаза, я помешивал свое мороженое, сигарета
тоже была мне уже не в радость.
- Вообще-то, - снова начал Шнекер, - сегодня у нас настоящий праздник.
- А как же, - подтвердила его спутница, - такой торжественный, такой
знаменательный день!
- И в самом деле.
- Еще бы! Ты еще сомневаешься! Ты просто потрясающе справился, так
уверенно, так лихо! Единственный, кому "очень хорошо" поставили. А
скажи-ка, - она вдруг хихикнула, - тебе что, правда докторскую шапочку
наденут?
- Да нет же, радость моя, но послушай, - тут он сперва отправил в рот
ложечку мороженого, - я вот что предлагаю: давай мы прямо сейчас куда-нибудь
за город съездим, а уж после переоденемся в парадное и, прежде чем вся эта
официальная дребедень начнется, устроим в "Космо" маленькое интимное
торжество для нас двоих.
На сей раз она накрыла его руку своей.
Мне вдруг стало до того муторно, что понадобилось немедленно встать и
хоть что-то сделать. Я положил на столик купюру, вообще-то слишком крупную,
чтобы мне такими чаевыми бросаться. Но сейчас мне было не до того.
Пошатываясь, я вышел, дал потливому и болтливому людскому потоку снести себя
вниз по течению и только потом нырнул в тихую разбомбленную улочку, укрытую