"Генрих Белль. Когда началась война ("Город привычных лиц" #4) " - читать интересную книгу автора

телефонистов потеряли привычную размеренность, стали четкими, а Лео трижды
всплеснул руками: знак, о котором мы не уславливались, но по нему я понял,
что произошло нечто из ряда вон выходящее; потом я увидел, как один
телефонист взял лежавшую на коммутаторе каску и надел ее; в каске он
выглядел комично - потный, в нижней сорочке, с болтающимся на шее
медальоном, но мне не захотелось над ним смеяться; я вспомнил, что каску как
будто надевают после объявления боевой тревоги, и мне стало страшно.

Ребята, дремавшие на койках за моей спиной, тем временем поднялись,
закурили сигареты и разбились на две обычные группы. Трое будущих учителей,
все еще надеявшихся получить освобождение от военной службы для
"деятельности на поприще народного образования", возобновили свой
нескончаемый спор о мировоззрения Эрнста Юнгера*, двое других - фельдшер и
приказчик - завели речь о женском теле; они не отпускали грязных острот, не
хихикали, а разбирали предмет так, как скучнейшие учителя географии
разбирают рельеф пересеченной местности. Обе темы меня совсем не
интересовали. Быть может, психологам, людям, имеющим особую склонность к
психологии, и тем, кто как раз готовится к экзамену по психологии в Высшей
народной школе, будет любопытно узнать, что в эту минуту мне сильнее, чем за
все последние недели, захотелось позвонить девочке в Кельн; я подошел к
своему шкафчику, достал фуражку, надел ее и снова улегся на подоконник: это
был условный сигнал для Лео, означавший, что мне нужно с ним срочно
поговорить. Лео кивнул мне, давая попять, что сигнал принят; тогда я
облачился в мундир, быстро сбежал по лестнице и принялся ждать Лео у входа в
штаб полка.
______________
* Эрнст Юнгер (р. 1895) - реакционный немецкий писатель профашистского
толка.


Стало еще жарче, еще тише, дворы еще больше опустели, а, пожалуй, ничто
так не соответствует моему представлению об аде, как раскаленные, тихие,
пустые казарменные дворы. Вскоре появился Лео, тоже в каске; на лице его
застыло одно из тех пяти выражений, которые замечал только я: с этим
выражением лица он сидел у коммутатора, когда, дежуря поздно вечером или
ночью, подслушивал секретные разговоры и передавал мне их содержание либо
вдруг, выдернув штек-кер из гнезда, прерывал какой-нибудь секретный
разговор, чтобы предоставить мне тоже срочный и тоже секретный разговор с
моей девочкой в Кельне; потом я садился на его место, а он звонил сперва
своей девочке в Ольденбург, а потом отцу; время от времени он отрезал от
окорока, который ему прислала мать, куски в палец толщиной, затем рассекал
их на кубики, и мы не торопясь пожирали эти ветчинные кубики. Когда было
мало работы, Лео учил меня искусству определять чин абонента по тому, как
отскакивают дверцы клапанов. Сперва я думал, что для этого достаточно
отмечать, с какой силой отскакивает клапан, - чем сильнее он отскакивает,
тем выше воинское звание абонента: ефрейтор, унтер-офицер и т. д. Но дело
оказалось значительно хитрее, и Лео мог точно сказать, кто именно просит
соединения - усердствующий сержант или усталый полковник. Мало того, глядя
на дверцы клапанов, он различал то, что различить было почти невозможно:
снял трубку раздражительный капитан или вспыльчивый обер-лейтенант. В