"Генрих Белль. В темноте ("Город привычных лиц" #5) " - читать интересную книгу автора

- Вилли ранен, - сказал вдруг тот, что моложе, после нескольких минут
молчания. Голос его был ничуть не сонный, даже бодрый.
- Ну да! - удивился тот, что постарше.
- Точно, ранен, - чуть ли не с торжеством подтвердил молодой. Он был
явно рад, что может сообщить важную новость, которая еще не дошла до
товарища. - Его ранило, когда он оправлялся.
- Скажи-ка! - снова удивился тот, что постарше, и снова выдохнул. - Ну
и везет же некоторым, чертовски везет! Вчера вернулся с побывки, а сегодня
уже ранен, да еще когда оправлялся! Красота! Здорово его стукнуло?
- Нет, - со смехом ответил молодой. - Но и не легко - перебита кость
руки.
- Перебита кость руки! Только вчера вернулся из отпуска, пошел
оправиться, и хлоп, перелом руки. Ох, и везет же некоторым! Ну, а как
дело-то было?
- Пошли они, значит, вечером к роднику, - с увлечением принялся
рассказывать парнишка. - Набрали воды в канистры и только стали спускаться
вниз по склону, как Вилли обратился к фельдфебелю Шуберту: "Разрешите
оправиться, господин фельдфебель". - "Придется потерпеть", - ответил
фельдфебель. Но Вилли было уже невтерпеж, он отбежал на несколько шагов,
спустил портки, а тут как бабахнет! Граната. Ребятам пришлось натягивать ему
штаны. Левая рука у него была перебита осколком, правой он поддерживал
левую; так с полуспущенными штанами и доковылял до санитара. Тут они
принялись хохотать, все хохотали, даже сам фельдфебель Шуберт.
Последние слова он добавил смущенно, словно хотел извиниться за
собственный смех, который был не в силах сдержать.
Но тот, что постарше, не смеялся.
- Света! - вдруг гаркнул он. - Давай сюда коробок. Хочу света!
Он чиркнул спичкой и продолжал раздраженно:
- Раз уж меня никак не ранит, то пусть будет хоть светло! Хоть светло!
Они обязаны обеспечить нас свечами, если хотят воевать. Хочу света! Света
хочу! - заорал он снова и снова закурил.
Молодой приподнялся, достал банку тушенки, зажал ее между коленями и
принялся ковырять в ней ложкой.
Освещенные желтым пламенем свечи, они молча сидели рядом.
Тот, что постарше, жадно курил, а молодой ел тушенку. Его детское лицо
так и лоснилось от жира, а в растрепанных волосах застряли крошки. Куском
хлеба он выскребал со стенок консервной банки налипший жир.
Вдруг стало совсем тихо: дождь прекратился. Они замерли и поглядели
друг на друга - один с сигаретой в зубах, другой с куском хлеба в дрожащей
руке... Тишина была немыслимая, и только несколько мгновений спустя, едва
переведя дух, они услышали, что с плащ-палатки еще кое-где падали редкие
капли.
- Черт возьми, интересно, стоит ли еще часовой на посту? - спросил тот,
что постарше. - Что-то ничего не слышно.
Молодой сунул в рот хлеб, отшвырнул пустую банку в угол, на солому, и
сказал:
- Не знаю. Они ведь должны предупредить, когда нам заступать.
Тот, что постарше, разом вскочил на йоги, задул свечу, надел каску и
отодвинул плащ-палатку. В образовавшуюся щель в укрытие хлынул не свет, а
холодная сырая темень. Тот, что постарше, загасил сигарету и высунул голову.