"Генрих Белль. Донесения о мировоззренческом состоянии нации" - читать интересную книгу автора

заметить, что это особа женского пола); во всяком случае, я нечаянно стал
свидетелем совершенно недвусмысленных нежностей, которыми эти двое
обменивались в саду молодежного центра в перерыве дискуссионного вечера. В
течение шести недель я имел также полную возможность наблюдать некоего
господина, которого мы условимся называть псевдодатчанином. Он тихо, робко,
почти молча приглядывается к происходящему, а так как я оказался в сфере его
культурно-политической деятельности, то при случае он обращается ко мне,
просит интервью (которое я в надлежащее время ему дам), собирает данные,
информацию. Вдруг он активизировался и предложил мне (как нарочно, во время
приема, устроенного ХСС) учредить "Комитет в пользу жертв классовой
юстиции". Я выразил свое одобрение, но прямо в это дело еще не ввязался. Он
уверяет, что в одном монастыре неподалеку отсюда у него есть
единомышленники, поэтому я все-таки хочу при ближайшей возможности
отчетливее выразить ему свою солидарность, не исключено, что это наведет нас
на международные круги сочувствующего этому движению монашества.
Псевдодатчанин намекнул также, что в монастыре мне скорее всего обеспечено
выступление, так как некий Фармфрид (патер?) внимательно следит за моей
артистической судьбой.
На такого рода выступления и встречи мне, видимо, следует соглашаться,
они сами вытекают из моей здешней ситуации и, так сказать, вырастают из моей
почвы и на моей почве. К тому же они вводят меня в среду, смежную с
интеллектуальной, в которую вы настоятельно рекомендовали мне внедриться:
министерская бюрократия с высшим образованием, публицисты, комментаторы,
церковная кпл. арена, журналисты, дипломаты. Чтобы пробиться в эти круги, я
непременно должен стать "интересным".
Насколько автоматически действуют здесь предрассудки, я обнаружил
недавно, когда во время вечерней дискуссии на тему "Является ли искусство
политической акцией - может ли политическая акция быть искусством" у меня
завязался разговор с тем самым столь же любезным, сколь и алчущим нежностей
майором. Он заметил, как, в сущности, жалко, что мы - он имел в виду
артистов вообще и меня в частности - так упорно уклоняемся от военной
службы. Каково же было его удивление, когда я ему сообщил, что в 1969-1970
гг. честь честью отслужил в армии, где был пиротехником, так что своими
ремесленными навыками я обязан бундесверу, а уж их дальнейшим художественным
развитием - самому себе. Что майора это удивило, для меня неожиданным не
было, еще менее неожиданным было бы, если бы он притворился удивленным.
Вызывает беспокойство, что он в самом деле этого не знал и, хотя мы с ним
встречались уже добрый десяток раз, не позаботился навести обо мне справки.
Я полагаю, Краснокрыл, что у нас снова появилась возможность вставить перо
военной контрразведке! Подумайте только, ведь этот симпатичный парень меня
спросил, не смогу ли я при случае продемонстрировать мое искусство
караульному батальону, а когда я шутливо осведомился, не сможет ли он помочь
мне раздобыть для этого черный порох и фосфор, он засмеялся и сказал, что
хоть армия и не располагает этими средствами в чистом, непереработанном
виде, ибо времена пороховых рожков безвозвратно миновали, но, наверно, можно
будет как-нибудь договориться с заводами боеприпасов. Должен признаться, что
такая наивность меня просто потрясла. Представьте себе, что я принял бы его
предложение! Какой-то случайно встреченный, едва знакомый ПИРО-боевик
получил бы тогда прямо от бундесвера материал, с помощью которого мог бы
взорвать все ведомство федерального канцлера (что при нынешнем канцлере -