"Генрих Белль. Чужой монастырь" - читать интересную книгу автора

голову невинных детей, юнцов, которым и рюмку-то не знаешь, можно ли
поставить.
- Брось, - сказал пастор, - он только исполняет свои обязанности.
- Хорошенькие обязанности, - проворчал Халль, - проверять девиц
Германс, это же все равно... все равно что собирать цветочную пыльцу,
взвешивать и продавать на рынке.
- Отлично сказано, - произнес я. - Цветочная пыльца - почем четверть
фунта?
Халль поднял взгляд, подозрительно посмотрел на каждого, потом на меня:
- Штольфулер и Меффль стоили меньше, чем четверть фунта цветочной
пыльцы, молодой человек. Мне, конечно, хотелось бы называть вас юношей, а
еще лучше - милым мальчиком.
Улыбаясь, я занялся шоколадным пудингом, от которого, как мне
показалось, пахло сливками.
- По мне, так уж лучше "милый мальчик", - сказал я, - не каждый
выглядит на свои года.
- Мужчина должен всегда выглядеть на свои года, - сказал Халль.
- Но не старше, чем он есть на самом деле, - сказал я, - не на сорок,
если ему вчера исполнилось тридцать.
Пастор положил руки на стол. Гребель и Гесс, не спуская глаз с Халля,
чуть-чуть отодвинулись от стола. Халль тихо застонал, потом посмотрел на
пастора, который примирительно качал головой.
- Следовательно, вам двадцать семь, раз уж вы выглядите на
семнадцать, - сказал Халль.
- Точно, - ответил я, - пыль - не цветочная пыльца, - мы с вами почти
ровесники, господин Халль, а вообще-то ваше жаркое остынет.
Пастор убрал руки со стола, Гребель и Гесс снова придвинулись к столу.
- Могу ли я предложить господам кофе? - спросил пастор и извлек из
тайников черного сюртука банку с растворимым кофе. - Дополнительный доход от
похорон американского солдата. Строго говоря, натуральные доходы тоже
облагаются налогом. Таким образом, я считаюсь с возможностью вашего визита
ко мне.
Даже Халль нехотя, но засмеялся и отодвинул от себя тарелку, он почти
ничего не съел; он видел, что я это вижу, а поэтому я решил промолчать.
После обеда я ревизовал у сестер Германс тысяча девятьсот сорок восьмой
год; примечательно, что он был убыточным и вклад трех девиц в сберегательной
кассе уменьшился с двадцати трех тысяч марок чуть ли не до пятнадцати. Около
половины третьего я принялся, выполняя данное мне поручение, выписывать
контрольные цифры: счета издателей молитвенников, бумажных и табачных
фабрик, фабрик игрушек; их передадут соответствующему финансовому
управлению, и они поступят в качестве отправных материалов к тамошнему
ревизору. Несмотря на то что в комнате никого, кроме меня, не было, я
внезапно покраснел в третий раз. В задумчивости продолжал я свою работу.
Постоянно краснеть мне было неприятно, хотя и представляло некоторый
интерес. Я должен был, вне всяких сомнений, познать психологические основы
этого явления, поехать как-нибудь в город в университетскую библиотеку и
попросить старину библиотекаря Кремеля, не раз выручавшего меня во время
учебы, подобрать литературу. Я ведь не краснел не только когда произносил
"Клянусь Богом", но и тогда, когда приглашал фрау Гербот, барменшу из
Хургенбаха, подняться ко мне в комнату или предлагал ей деньги после того,