"Сол Беллоу. На память обо мне (Авт.сб. "На память обо мне")" - читать интересную книгу автора

долларов Беренсу. Впрочем, я знал, где мама прячет свои накопления. Так
как я рылся в книгах, я обнаружил деньги в ее mahzor'е, молитвеннике,
предназначенном для осенних праздников, для дней покаяния. До сих пор я не
прикасался к ее сбережениям. До этой своей последней болезни она надеялась
накопить на поездку в Европу - повидаться с матерью и сестрой. После ее
смерти я передам отцу все деньги, за исключением десяти долларов: пять
предназначались владельцу цветочного магазина, остальные - на покупку
фонхюгелевской [Фридрих фон Хюгель (1852-1925) - английский теолог и
писатель] "Жизни вечной" и "Мира как воли и представления".
Гости и родственники, стекавшиеся к нам после обеда, уже отправятся
восвояси, когда я доберусь до дома. Отец будет сторожить меня. С
наступлением темноты черный ход обычно запирали. Щеколду на кухонной
двери, как правило, не задвигали. Я мог перелезть через деревянную
переборку, отделявшую лестницу от прихожей. Нередко я так и делал. Если
упереться ногой в дверную ручку, можно подтянуться и по-тихому перемахнуть
в прихожую. А там заглянуть в кухню и, если отец уже покинул свой
сторожевой пост, прошмыгнуть туда. Спальня, которую я делил с братьями,
прилегала к кухне. Завтра я мог бы позаимствовать старое пальто моего
брата Лена. Я знал, в каком шкафу оно висит. Если же отец меня застукает,
он уж точно надает мне тумаков и в плечи, и в голову, и в лицо. Но если
мама умерла, он не станет меня бить.
Вот тогда-то размеренная, уютная, навевающая дрему, проторенная дорога
и обернулась трясиной, топью, на дне которой сгущалась тьма. А объяснение
этому могли дать разве что неизвестно кем сочиненные листки в кармане
моего пропавшего полушубка. Говорят, будто подлинное понимание вселенной у
нас в крови. Будто скелет человека не что иное, как тайный знак. Будто в
первые дни после смерти нам видится все, что мы успели узнать на земле,
будто космос алчет нашего земного опыта - без него ему не обновиться.
Не думаю, чтобы эти листки, не утрать я их, произвели на меня
неизгладимое впечатление или изменили мою жизнь.
Свое то ли повествование, то ли свидетельство я пишу, откликаясь на
непостижимый разумом зов. Пробившийся ко мне из самих недр земных.
Предал мать! Эти слова скорее всего будут мало что, а то и вовсе ничего
не значить для тебя, моего единственного ребенка.
Мне ли не знать, как важно избегать пафоса в наши низменные,
хитросплетенные времена.
В трамвае, на пути к дому, я собирался с силами, но от моих
предуготовлений не было проку - они тут же обрушивались, как карточные
домики. Я сошел на Норт-авеню; на свое отражение в витринах я старался не
смотреть. Когда человек умирает, спешат занавесить зеркала. Не берусь
истолковать, с чем связан этот ханжеский предрассудок. С тем, что в
зеркале отражается душа усопшего, или этот обычай противодействует
суетности живых?
Я стремглав помчался домой, прокрался задворками, стараясь не шуметь,
поднялся по лестнице черного хода, ухватился за переборку, подтянулся,
уперся ногой в белую фаянсовую ручку, по-тихому перемахнул в нашу
прихожую. Я продумал, что надо предпринять, чтобы не нарваться на отца, но
ничего не предпринял. За кухонным столом сидели люди. Я прошел прямиком на
кухню. Отец встал, ринулся ко мне. Кулак он занес загодя. Я стащил вязаный
берет, и, когда он стукнул меня по голове, душа моя преисполнилась