"Сол Беллоу. Дар Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

как черт, даже летел. Она сказала мне, как бы между прочим (ох уж эта
вежливость, эта деликатность красивых девушек!): "Ты в прекрасной форме,
Чарли. Конечно, не гигант, но сильный, крепкий и при этом элегантный". И
погладила мои голые бока. Итак, мой приятель Гумбольдт ушел. Даже кости его,
вероятно, уже рассыпались в прах на кладбище для бедных, и в могиле ничего
не осталось, кроме нескольких комков пыли. А Чарли Ситрин все еще бегал по
чикагским улицам наперегонки с разнузданным хулиганьем, Чарли Ситрин
поддерживал прекрасную физическую форму и валялся в постели с роскошной
пышнотелой подружкой. Этот новый Ситрин научился кое-каким йоговским позам и
предпочитал лечить шейный радикулит стойкой на голове. Ренате было прекрасно
известно о том, что у меня чрезвычайно низкий уровень холестерина в крови, к
тому же я похвастал ей замечаниями врачей насчет моей удивительно юной
простаты и более чем нормальной ЭКГ. Ободренный гордыми иллюзиями и
идиотскими медицинскими заключениями, я облапил грудастую Ренату на
специальном матрасе для больных, выздоравливающих от недержания мочи. Она
уставилась на меня глазами влюбленной голубки. Я жадно вдохнул ее
удивительный запах, к которому добавился легкий восточный тон духов "Ампир",
внося тем самым вклад в триумф американской цивилизации. Но тут же на
каком-то пригрезившимся мне фантомном Променаде Атлантик-Сити я увидел
другого Ситрина - побитого жизнью, стоящего на пороге старости,
обессиленного человека со сгорбленной спиной. О да, такого слабого, что его
везли в инвалидном кресле вдоль кромки соленой воды, мерцающей мелкой, почти
неподвижной, как и он сам, рябью. Но кто же толкает его кресло? Может быть,
Рената? Та самая Рената, которую он завоевал в войне за Счастье молниеносным
танковым броском в стиле Паттона*? Нет-нет! Рената, конечно, чудная девочка,
но мне невыносимо было бы видеть ее за своим инвалидным креслом. Рената?
Нет, не она. Конечно нет.
______________
* Паттон Джордж Смит (1885-1945) - американский генерал, известный
смелыми танковыми прорывами и невероятной грубостью. Верил в переселение
душ, считал себя средневековым рыцарем, живущим в ХХ веке.

Здесь, в Чикаго, я рассматривал смерть Гумбольдта как самое
значительное событие. Я провел очень много времени, переживая и исповедуясь
наедине. А ведь мое имя продолжали связывать с именем Гумбольдта. Когда
прошлое отступило и для людей, ткущих переливчатые культурные полотна,
сороковые сделались значимыми, прошел слух, что в Чикаго все еще здравствует
человек, которому довелось быть другом Фон Гумбольдта Флейшера, человек по
имени Чарльз Ситрин. Люди стали писать статьи, академические исследования и
книги, писали мне и даже прилетали, чтобы побеседовать со мной о Гумбольдте.
Нужно сказать, что Чикаго - подходящее место для воспоминаний о Гумбольдте.
Расположившийся на южной оконечности Великих Озер, где плещется двадцать
процентов мировых запасов пресной воды, Чикаго с его невероятно насыщенной
материальной жизнью не чужд ни поэзии, ни каких бы то ни было проблем
духовной жизни Америки. И именно Чикаго позволяет взглянуть на все
незамутненным взглядом, словно сквозь слой прозрачной воды.
- Что вы думаете, мистер Ситрин, о взлете и падении Фон Гумбольдта
Флейшера?
- Молодые люди, а для чего вам нужны факты из жизни Гумбольдта? Писать
статьи и делать с их помощью карьеру? Это же чистой воды капитализм!