"Сол Беллоу. Дар Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

сообщил, что цыплята, перевернутые вниз головой, умирают через семь или
восемь минут. Но здесь все понятно - их убивает ужас. Птицы просто пугаются
до смерти. Мне представляется, что появление ярких кругов перед глазами
происходит из-за избыточного давления на роговицу. Вес тела, давящий на
череп, сжимает роговицу и вызывает иллюзию больших прозрачных кругов. Как
видение вечности. К которой, поверьте мне, в этот день я был готов.
За мной маячил книжный шкаф, и когда большая часть веса уже была
перенесена на предплечья и моя голова пришла в норму, прозрачные круги
исчезли, а вместе с ними и призраки фатального кровоизлияния. Я видел ряды
книг вверх ногами. Прежде я стопками складывал их в кладовке, но Рената
вытащила их на свет божий и поставила под стекло. Я предпочитаю, стоя на
голове, видеть небо и облака. Очень забавно изучать облака вверх ногами. Но
сейчас я рассматривал корешки, которые принесли мне деньги, признание и
призы: пьеса "Фон Тренк" в многочисленных изданиях на разных языках и
несколько экземпляров моего любимого и провального сочинения "Некоторые
американцы. Смысл жизни в США". "Фон Тренк", пока он шел на сцене, некоторое
время приносил мне около восьми тысяч долларов в неделю. Правительство,
которое прежде не испытывало никакого интереса к моей персоне, внезапно
потребовало семьдесят процентов в качестве оплаты его созидательных усилий.
Но в этом для меня не было ничего неожиданного. Ты платишь Кесарю Кесарево.
По крайней мере, знаешь, сколько ты должен. Деньги принадлежат Кесарю. И
кроме того: Radix malorum est cupiditas. Это я тоже знал.
Я знал все, что мне полагалось знать, и ничего из того, что мне
действительно было нужно. В финансовых делах я никогда не разбирался.
Конечно, тут дело в высшем образовании, ставшем великим и универсальным
американским возмездием. Им даже заменяют карцер в федеральных
исправительных заведениях. Нынче каждая крупная тюрьма - сплошной
благоденствующий семинар. Тигры ярости сходятся с лошадьми образования,
производя на свет гибриды, немыслимые даже в Апокалипсисе. Без особых усилий
я потерял большую часть денег, которые Гумбольдт ставил мне в вину. Он и сам
предъявил мне к оплате чек на несколько тысяч долларов. Я не стал
протестовать. Мне не хотелось обращаться в суд. Хотя Гумбольдта, скорее
всего, такой поворот только порадовал бы. Он обожал судиться. Но чек,
который он предъявил к оплате, был подписан моей рукой, и потребовалось бы
колоссальные усилия, чтобы объяснить судьям суть своего недовольства. И
потом, суды меня убивают. Всех этих судей, адвокатов, приставов,
стенографисток, скамьи присяжных, деревянные панели, ковры, даже стаканы для
воды я ненавидел хуже смерти. Более того, в то время, когда он предъявил к
оплате чек, я вообще находился в Южной Америке. Этот ненормальный,
отпущенный из "Бельвю", разгуливал по Нью-Йорку, и некому было его
остановить. Кэтлин пряталась. Его полусумасшедшая мать жила в доме
престарелых, а дядя Вольдемар оказался одним из тех вечных младших братишек,
которым совершенно чужда всякая ответственность. Обезумевший Гумбольдт
метался по Нью-Йорку. Вероятно, он смутно сознавал, какое удовольствие
доставляет интеллектуальной тусовке, шептавшейся о том, что он спятил.
Отчаявшиеся, обреченные на сумасшествие писатели и склонные к суицидам
художники - величайшая эстетическая и социальная ценность. В то время
Гумбольдт олицетворял Провал, а я - новорожденный Успех. Успех меня
озадачил. Я чувствовал себя виноватым и корчился от стыда. То, что каждый
вечер играли в "Беласко", было совсем не той пьесой, которую я написал. Я