"Сол Беллоу. Дар Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

* "Тайм" - американский еженедельный журнал, выходит с 1923 г.
** "Ньюсуик" - американский еженедельный журнал, выходит с 1933 г.

- Ну что ж, вы вполне приятный молодой человек, Чарли, - сказал он.
- Так что, надо полагать, вы человек удачливый, а? Думаю, вы рано
полысеете. И такие выразительные глаза! Но вы, конечно, влюблены в
литературу, и это главное. В вас есть восприимчивость.
Именно Гумбольдт ввел в обиход это словечко, и "восприимчивость"
сделалась популярной.
В те времена Гумбольдт был весьма расположен ко мне - он даже
представил меня своим соседям и добыл для меня несколько книг на рецензию. А
я любил его всегда.
Слава Гумбольдта продержалась около десяти лет, но в конце сороковых
покатилась вниз. А уже в начале пятидесятых я и сам сделался знаменитым и
даже заработал кучу денег. О, деньги, деньги! Вот обвинение, которое бросил
мне Гумбольдт. В последние годы жизни, когда ему удавалось вынырнуть из
черного болезненного одиночества и стряхнуть с себя немоту подавленности и
разочарования, он слонялся по Нью-Йорку и поносил меня и мой "миллион
долларов".
- Возьмем, к примеру, Чарли Ситрина, - говорил Гумбольдт. - Он приехал
из Мэдисона, штат Висконсин, и постучал в мою дверь. А теперь у него
миллион! Разве писатель, или, скажем, просто человек мыслящий может честно
заработать такие деньги? Вы говорите Кейнс*? Ладно. Кейнс - это мировая
величина, гений экономики, слава Лондонского университета, женат на русской
балерине. К таким деньги липнут сами... Но, черт возьми, чтобы какой-то там
Ситрин выбился в богачи? Когда-то мы были близкими друзьями, - Гумбольдт
говорил именно так, - и я утверждаю, что есть в этом человеке какая-то
извращенность. Почему он с такими деньгами похоронил себя в захолустье?
Зачем ему понадобился Чикаго? Я скажу вам зачем: боится, что все поймут, что
он за фрукт!
______________
* Кейнс , Джон Мейнард (1883-1946) - английский экономист, создатель
теории государственного регулирования экономики.

Как только его затуманенные мозги хоть немного прояснялись, он
использовал все свое дарование, чтобы уязвить меня. Гигантская,
изнурительная работа.
Но деньги меня мало занимали. О боже, нет! Я жаждал добра. Мне до
смерти хотелось сделать в этой жизни что-нибудь по-настоящему хорошее. И
истоки этого стремления крылись в моем по-юношески эксцентричном восприятии
жизни - мне казалось, что только с головой погрузившись в ледяные глубины
бытия и ощупью, самозабвенно и отчаянно пытаясь отыскать его смысл, можно
осознать туманную завесу существования, постичь Майю-иллюзию, заметить в
абсолютной пустоте нестерпимо белое сияние вечности, тускнеющее в
многоцветных витражных сводах, и все такое прочее.
Такие вещи просто сводили меня с ума. Гумбольдт, конечно, знал об этом,
но к концу жизни растерял последние крохи симпатии к моей персоне. Больной и
обиженный, он уже не позволял себе ни малейшей снисходительности и только
неутомимо подчеркивал разницу между "туманной завесой" и большими деньгами.
Но деньги, которые его так возмущали, пришли ко мне сами собой. Капитализм