"Сол Беллоу. Лови момент" - читать интересную книгу автора

приказчик делал бы это не хуже тебя. Ничего поинтереснее не придумал как
солдатом заделаться.
Вильгельм собирался ответить, уже приподнялся со стула медвежьей тушей,
уже надавил растопыренными пятернями на стол так, что пальцы побелели, но
старик не дал говорить. Он сказал:
- Я вот вижу, тут другие пожилые люди поддерживают своих никчемных
детей, тянут их без конца ценой неимоверных жертв. Я этой ошибки не сделаю.
Тебе не приходит в голову, что, когда я умру - через год, через два, - ты
еще будешь здесь. Ну а я думаю об этом.
Он хотел сказать, что имеет право на то, чтоб его оставили в покое. А
прозвучало это так, что несправедливо, когда лучший из двоих, более ценный и
уважаемый, должен раньше покинуть сей мир. Может, он и это имел в виду - в
общем-то; но при других обстоятельствах не стал бы этого так явно
выказывать.
- Папа... - Вильгельм просто вдруг наизнанку вывернулся. - Папа,
думаешь, я не понимаю твоих чувств? Мне тебя жалко. Я хочу, чтоб ты жил
долго-долго. Я бы рад был, чтоб ты меня пережил.
На это признание отец ничего не ответил, отвел глаза, и тут Вильгельма
прорвало.
- Но ты же меня ненавидишь. А если б у меня были деньги, ничего бы
такого не было. Господи, не спорь уж ты лучше. Все дело в деньгах. И жили бы
дружно - сынок и папаша, и ты бы мною гордился, хвастался бы мною на всю
гостиницу. Но я не тот сын. Я для тебя слишком старый, старый и невезучий.
Отец сказал ему на это:
- Я не могу тебе дать денег. Только начать - и конца не будет. Вы с
твоей сестрицей выпотрошите из меня все до последнего. Я жив пока, я пока не
умер. Я пока здесь. Жизнь не кончилась. Я жив точно так же, как ты или
кто-то еще. И я никому не позволю сидеть у меня на шее. Баста! И тебе,
Уилки, хочу дать тот же совет. Никого не сажай на шею.
- Главное, береги свои деньги, - сказал, в отчаянии Вильгельм. - Соли
их и наслаждайся. Самое милое дело.


4

Дубина! осел! боров! ничтожество! гиппопотам несчастный! - ругал себя
Вильгельм, на ватных ногах уходя из столовой. Эта его гордость!
Заносчивость! И ведь унижался, клянчил! Вступил в перепалку со своим старым
отцом - и еще больше все усложнил. Ах, как недостойно, как мелко, как
смехотворно он себя вел! И эта громкая фраза: "Мог бы получше знать
собственного сына" - уф, до чего пошло и отвратительно.
Он уходил из слепящей столовой недостаточно быстро. Совершенно не было
сил. Шея, плечи, вся грудная клетка болели, будто его скрутили веревками. В
ноздрях был запах соленых слез.
И в то же время, поскольку было в Вильгельме глубинное, тайное, о
котором он, кстати, догадывался, где-то на задворках сознания маячило, что
дело своей жизни, настоящее дело жизни - нести этот груз, чувствовать стыд,
и беспомощность, и запах непролитых слез, - единственно важное, главное дело
он как раз сейчас выполнял. Наверно, так ему на роду написано, и никуда тут
не деться. Наверно, в этом его суть и предназначение. Наверно, так именно