"Сол Беллоу. Лови момент" - читать интересную книгу автора

вроде меня - раб в железном ошейнике. Духовенство отправляется в Олбани,
пересматривает закон. Они против развода. Суд заявляет: "Свободы захотел?
Так работай вдвое больше, по крайней мере вдвое! Работай, дундук". И мужики
горло друг другу перегрызут из-за денег, и кто-то, может, и освободился бы
от жены, которая его ненавидит, так нет же - он запродан компании со всеми
потрохами. Компания знает, что жалованье ему позарез, ну и жмет. Не говори
ты мне про свободу. Богач может быть свободным - с чистым миллионом дохода.
Бедняк может быть свободным, потому что на его дела всем плевать. А человек
в моем положении должен ишачить, пока не свалится замертво.
На это отец ответил:
- Уилки, ты сам во всем виноват. Нельзя доводить до такого.
Он прервал поток красноречия Вильгельма, и тот осекся, не знал, что
дальше сказать. Ошарашенно, задыхаясь, морща лоб, смотрел на отца.
- Я не понимаю твоих проблем, - сказал старик. - Я с таким никогда не
сталкивался.
И тут Вильгельм сорвался, он махал руками, его понесло.
- Ах, папа, а вот этого не надо, лучше не надо, папа, не говори ты мне,
пожалуйста, таких вещей.
- Ну, положим, - сказал ему отец. - У меня и жизнь была совершенно
другая. У нас с твоей матерью были совершенно другие отношения.
- Ах, как ты можешь сравнивать маму, - сказал Вильгельм. - Мама тебе
была поддержкой. Неужели она бы стала тебя изводить?
- Оставь этот оперный стиль, Уилки, - сказал доктор. - Это всего лишь
твоя точка зрения.
- Что? Но это же правда.
Старик не хотел слушать, он тряс круглой головой, одергивал жилет на
своей неотразимой рубашке и так элегантно откидывался, что тот, кто не
слышал, мог все это принять за обыкновенный разговор немолодого уже человека
с почтенным родителем. Вильгельм, громоздясь, колыхался неряшливой тушей,
серые глаза налились кровью, и, кудлато огневея, вздыбились медовые волосы.
Несправедливость бесила его, унижала. Но он хотел договориться с собственным
отцом и он попробовал капитулировать. Он сказал:
- Ты не сравнивай маму с Маргарет и меня с собой ты не сравнивай,
потому что ты, папа, имел в жизни успех. Успех есть успех. А я неудачник.
Старое лицо доктора вдруг утратило благоприличие, стало злым, жестким.
Грудка ходуном заходила под красной и черной полоской. Он сказал:
- Да. И все своим горбом. Я не болтался, не ленился. Мой отец
мануфактурой торговал в Вильямсберге. Мы были никто - соображаешь ты это? Я
знал, что не имею права упускать свои возможности.
- Ни на секунду не могу согласиться, что я ленился, - сказал
Вильгельм. - Если что, так уж скорей не в меру усердствовал. Согласен, я
совершил много ошибок. Например, счел, что мне не следует делать все, как
ты. Химию изучать. Как ты. Не пошел по семейной стезе.
Отец продолжал:
- Я не бегал за сотней юбок. Я не был голливудской звездой. У меня не
было времени отдыхать на Кубе. Я сидел дома и воспитывал своих детей.
Ох, думал Вильгельм, закатив глаза. И чего я, во-первых, сюда приперся,
жить у него под боком? Нью-Йорк - как бензин. Смывает все краски. У меня
голова совершенно дурная. Сам не соображаю, что делаю. Он думает, я хочу
отнять его деньги или я ему завидую. Не понимает он, чего я хочу.