"Руслан Белов. Смерть за хребтом" - читать интересную книгу автора

рубашках. Лейлы среди них не было. Но, да простит меня радость моих глаз, я
скоро забыл о ней - девицы окружили меня и начали совершать омовение.
Преодолев, конечно же, не сразу, смущение, я принялся легкомысленно
заигрывать с ними: брызгать водой, чтобы одежды стали прозрачнее, шлепать
по попкам и прелестным маленьким грудкам, касаться ненароком таких разных -
розовых и коричневатых, больших, с пуговку и маленьких, с булавочную
головку, сосков - и, наконец, затащил сначала одну, а затем и остальных в
ванну.
Как только они расположились в ней, в моем организме произошли
количественные перемены. Девочек это привело в неописуемый восторг, они
затараторили, указывая пальчиками на то, что в смущении я пытался скрыть в
воде от их пытливых взоров. По их виду нетрудно было понять, что они
уговаривают друг друга познакомиться со мной поближе. "Эти румяные яблочки
недалеко от яблони попадали" - подумал я, рассматривая негодниц. Наконец,
одна из них, брызнув мне в лицо водой, устремилась тотчас прелестной ручкой
под воду и неожиданно для меня, с первого раза, схватила за основание члена
нежнейшей ладошкой и довольно медленно заскользила ею к узлу сплетения
большинства моих нервных окончаний.
"Хорошее не может продолжаться долго", - вдруг пришло мне в голову и
тотчас дверь ванной распахнулась, чтобы открыть взорам нашей
развеселившейся компании зловещую фигуру Фатимы - единственной владычицы
моей эрекции. "Shewolf<Волчица (англ.)>, - вырвалось у меня на смеси
английско-русско-таджикского, - крыса черная, падарналат<Таджикское
матерное слово.>, подлая притом. Ты, что, думаешь..."
И тут мне вдруг сделалось так гадко на душе, что я замолк и, шлепнув,
ближайшую девушку по уже застывшей попке, в чем был, побрел в свою
комнату...
Она сверкала чистотой. Я бросился на тщательно застланную постель и
отдался набежавшим мыслям: "Не готов я бежать... Да и как? Куда? Влип
опять, застрял. В скале легче было - ты один, камень и судьба. Здесь куча
народа кругом. Хорошо было там, в камне... Жаль, рассказать будет некому.
А в этом ведь вся соль... Влипнешь куда-нибудь, выскочишь незнамо как,
и упиваешься потом, увлеченно рассказывая о приключениях, чуть не сведших
тебя в могилу. Может быть, и отсюда выскочу... Главное - ничего не
придумывать и не отчаиваться. Многие бы согласились лечь на мое место,
ха-ха!"
Поток моего сознания был прерван мягко легшей мне на лоб ладонью. Я
раскрыл глаза и увидел светящиеся тревогой очи Лейлы. Она явно была
недовольна, если не рассержена.
"Да не ревнуешь ли ты? - пришло мне в голову. - Ну-ну... В таком
случае на сцену выступает воля со знаком, обратным воле Фатимы, и есть
возможность отдаться событиям и взирать на них нулем с точки начала
координат, или, что лучше, с высоты кровати. Вперед, девочка! А я устал..."
Лейла, уловив, видимо, мои мысли, несколько раз больно толкнула меня
кулачком в бок, в глазах ее показались слезы.
Я многое повидал на своем веку и потому многое воспринимаю холодно,
если не равнодушно. Я могу хладнокровно взирать на растерзанную
человеческую плоть, часто равнодушен к чужой боли, чужому горю - если не
могу помочь - но тихие женские слезы берут меня за душу цепко и глубоко.
- Well, what can I do? What can I do, my honey? <Ну что я могу