"Руслан Белов. Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция" - читать интересную книгу автора

вязание, и отца Иосифа, оторвавшего по этому же поводу глаза от календарного
листочка. Душа вернулась в меня виновато удовлетворенной, так же, как я
возвращался домой из рая - с канала или речки, возвращался, зная, что
затянувшаяся самоволка обнаружилась. Именно с той поры мне кажется, что мое
сознание, мой дух, дождавшись отключения тела, улетает прочь от него, чтобы
слиться хоть на время с тем, что больше всего - с безграничной свободой.
Позже, - я уже учился в школе, - мама запрещала мне читать художественную
литературу на ночь и кормила успокоительными таблетками - врачи ей сказали,
что у меня редкая чувствительность, и что сомнамбулизм - это разновидность
эпилепсии. До сих пор помню балкон в доме на Юных Натуралистов, на котором
ночевал летом - боясь упасть с третьего этажа, я опутал его верх бельевой
веревкой. Насколько мне известно, последний приступ сомнамбулизма случился
на пленэре, в спальном мешке - я спал в нем с Надеждой за неделю до нашей
свадьбы. Посереди ночи, объятый ужасом, я выскочил из него и бросился вон из
палатки, едва ее за собой не утащив.
Друзья по этому поводу едко шутили.

Думаю, тогда мое сознание (или подсознание), улетев прочь, соединилось
на время с тем, что больше всего, и, узнав, что выйдет из этого брака,
вернулось, чтобы бежать со мной до канадской границы. Но тело с спросонья не
смогло преодолеть палаточных растяжек, и все, что должно было случиться,
случилось.

Я перестал ходить по ночам, став таким. Снохождения сменились
припадками негодования (эпилептической злобности, см. БСЭ). Видимо, душа,
став "не выездной", заключившись в тесном теле, стала биться головой (моей)
о стену безысходности.

Мама Мария ни меня, ни Андрея, не ласкала и не баловала. Она была
строга с нами, и отходила только с родственниками. На праздники и иные
случаи звались гости, и тогда загодя пеклись пироги и медовый хворост, с
утра готовилась праздничная еда, и потом все сидели во дворе за раздвинутым
круглым столом. Однажды, после того как солнце, найдя прореху в
винограднике, истомило гостей, и они ушли остывать в прохладный глинобитный
дом, я кинулся к столу и хватанул из граненого стаканчика уважаемого
взрослыми напитка. Андрей смотрел на меня как на самоубийцу, а я чего-то
особенного ждал, да не дождался.
Помню еще странный случай - он до мелочей запечатался в сознании:
как-то с мамой Марией, отцом Иосифом и Андреем мы шли в гости, в дом, в
котором никто никогда раньше не был. Ни с того, ни с сего, я сказал, что
найду его и, пройдя несколько кварталов, указал на калитку. К своему вящему
удивлению я не ошибся.
Еще помню свадьбу Лены: было много веселых юношей и девушек, играл
патефон, танцевали вальс и пели "Ландыши, ландыши, светлого мая привет". Мы
с Андреем на ней не присутствовали - мама наказала нам не выходить из дома,
и весь день мы просидели на кровати за дверью.

Сейчас Андрей выглядит моложе меня, но по-прежнему я для него младший
брат, неразумный и несерьезный. Он директор большого санатория в Западной
Сибири и живет с N-ой по счету женщиной, много себя старше. Недавно, гостя,