"Руслан Белов. Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция" - читать интересную книгу автора

девочка уснула, она предложила погулять. У меня были другие планы, но я
согласился. Во дворе, взяв за руку, повела к гаражу. Я шел
счастливо-смятенный. Поднявшись вслед по приставленной лестнице, увидел ее
лежащей на одеяле - принесла заранее!
Вверху сияла крупная луна. Она одна заглядывала в наше гнездышко,
скрытое от всего цветами. Они осыпались на нас. По лепестку-другому, и
дождем - когда движения наши становились резче. Потом мы лежали, осыпанные
лепестками, и смотрели на луну. Ее не должно было быть, но она была.

Проснулся. Включил лампу. Снял трусы - они были в сперме. Не знал, что
и думать. Закрыл глаза и понял, что они ушли, но придут снова, и будут
приходить всегда. Будут приходить, пока я люблю их.

6.

Я в шутку
Мать на плечи посадил,
Но так была она легка,
Что я не мог без слез
И трех шагов пройти!
Исикава Такубоку.

Утром, завтракая, видел передачу - голландцы построили автобан А-30, но
не до конца. Стометровый отрезок дороги рядом с гнездами береговых ласточек,
выкармливавших птенцов, был оставлен на осень.
- Шум машин может нарушить психику птенцов, - сказал тележурналисту
серьезный пресс-секретарь строителей. - А осенью, когда они станут на крыло,
мы устроим птицам новые гнездовища вдали от дороги.
Чертовы гринписовцы! Чертовы птички! Представляю, как у одной из них от
шума моторов и скрежета тормозов развивается невроз, и она подкидывает своих
вечно голодных птенцов в гнезда добропорядочных членов птичьего общества.
В следующем сюжете с помощью ультразвукового прибора показывали утробу
женщины на шестом месяце. Плод - мальчик, - реагируя на эмоции мамы, ее
слова и посторонние звуки, то смеялся, то морщился, то начинал махать
кулачками и ножками. Он почти все чувствовал. И что-то оставалось у него в
памяти.
И у меня в памяти осталось что-то.
Что?
Я закрыл глаза и вспомнил себя не рожденным.
Вспомнил, как сжимался в страхе, когда мама Мария трясла маму Лену за
плечи, трясла, требуя меня выскрести.
Вспомнил, как нас выставили из дома, вспомнил, как подружка мамы
говорила в уютной коморке под оранжевым абажуром, говорила, что глупо
заводить ребенка в семнадцать лет, вспомнил, как, наконец, решившаяся мать
шла, опустив глаза, шла к повитухе.
Но я родился. Иногда мне кажется, из-за Андрея. Он уже жил в доме мамы
Марии, и мама Лена меня не выскребла, оставила. Из дочерней ревности, или
захотелось такого же розового ребеночка, или еще из-за чего, это неважно - я
родился.