"Василий Белов. Кануны (Хроника конца 20-х годов) " - читать интересную книгу автора

на нее, а на Акимка, и от этого у нее всегда сладко щемило в груди.
Она побежала, боясь, что кто-нибудь увидит ее, ей никого не хотелось
видеть, хотелось увидеть всех сразу и чтобы ее тоже увидели все сразу.
Хрустальное пение голубоватой снежной дорожки, чуть отставая, торопилось за
нею. Иногда, от слишком глубокого вздоха, у нее кололо в груди. Ресницы
схватывало морозом, и ей было смешно оттого, что не может открыть глаз.
Она остановилась у бани, пальцами растопила иней смерзающихся ресничек и
вздрогнула. Ей вдруг стало страшно. Or бани, топленной третьего дня, тянуло
запахом остывших камней, в темном проеме предбанника стояла жуткая чернота.
Чтобы не растерять смелость, Вера зажмурилась и поскорее ступила в
предбанник. Она замерла и прислушалась. Все было тихо, только в ушах
напряженно звенело. Набравшись решимости, она нащупала скобу, отворила
дверку, шагнула во тьму, замерла и вдруг вся задрожала от страха. Ей
казалось, что вот сейчас, сразу же, кто-то мохнатый и безжалостно страшный
прыгнет на грудь, будет ее душить, прокусит шею и выпьет ее кровь Она чуть
не вскрикнула, выбросила вперед руки, хотела бежать, но, боясь пошевелиться,
задрожала еще сильнее. Она не помнила, сколько так стояла, дрожа и боясь
упасть без памяти, наконец, опомнилась и тихонько нащупала в кармане казачка
огарок свечи. Вера вздула огонь и зажгла свечку. Ей сразу стало легко,
весело, хотя было все так же жутко. Слабый колеблющийся огонек осветил
родимую баню. Все здесь было свое, давно знакомое: черная каменка, черные,
до вороненого блеска протертые стены, шайки под белыми лавочками, высокий
трехступенчатый полок. Вера капнула на лавочку расплавленным воском и
прилепила на это место свечу. Она поставила позади свечи большое зеркало,
взяла другое, маленькое, и стала разглядывать его отражение. Ей говорили,
что глядеть надо очень долго, пока не догорит свечка, иначе ничего не
увидишь. Слабый, неверно колыхающийся огонек отразился в зеркале один,
второй и третий раз, цепь огоньков уходила далеко-далеко, колыхалась и
трепетала. Вера оцепенела, замерла, стараясь различить там что-то, но ничего
не было за бесцветной цепочкой бесконечных огней Под бровями у нее заныло от
напряжения, она все смотрела, не мигая, не двигаясь. Ей показалось, что
самый далекий, совсем незаметный огонек раздвоился и что за ним округлилось
и замерцало бесцветное облачко. Вдруг огонек исчез, и там, далеко, в конце
неверной цепи огней Вера увидела что-то живое и неопределенно движущееся.
Сердце у нее остановилось, она изо всех сил старалась разглядеть, что Это
было, она ясно ощущала, что там что-то было, далеко-далеко, в конце
бесконечной цепи отражений. Свечный фитиль упал в лужицу воска, ярко
вспыхнул и погас. Темень и тишина смешались друг с другом, ничего не стало
вокруг. Только дальнее облачко на месте последнего видимого огня еще
светилось, и Вера опять ясно увидела в нем что-то близкое, но непонятное до
конца. Это что-то двигалось навстречу ей из самой далекой безбрежной тьмы -
стремительно и неотвратимо. Вера вскрикнула и повалилась ничком, память ее
вспыхнула и погасла, словно только что сгоревшая свечка...
В это же время две быстрые тени мелькнули у бани. Распахнув дверку,
Палашка ойкнула:
- Зажги-ко спичку-то, Паша!
Пашка зажег огонь, подскочил к Вере. Палашка Скорехонько сбегала на
мороз, натерла ей снегом виски, начала тормошить, приговаривая: "Ой,
дурочка! Ой, дура, говорено было, не ходи без меня!" Вера очнулась. Она
уткнулась в широкое плечо Пашки, всхлипнула. Он расстегнул пиджак и спрятал