"Василий Белов. Год великого перелома ("Час шестый" #2) " - читать интересную книгу автора

Арсентий Шиловский возвращался домой глубокой ночью последним трамваем.
Гремящий на стыках пустой вагон мотало из стороны в сторону, как мотает
пьяного забулдыгу. Колеса бесцеремонно стучали по морозной спящей Москве.
Кондуктор дремала на своем сиденье. Она забывала дергать за бечевку звонка,
но не забывала прижимать к животу брезентовую сумку с монетами. Шиловский не
дождался остановки, спрыгнул на повороте.
Сразу после неожиданной и скоропостижной смерти матери он переехал с
Шаболовки. Дом "бывшего Зайцева" сменился красивым дворянским особняком,
здесь Шиловский с женой Клавой занимали две комнаты. Но такие обширные были
эти комнаты, так высоки потолки, что Арсентию становилось не по себе, когда
он просыпался среди ночи. Лепнина вокруг большой потолочной люстры была
такая внушительная, так велик был общий объем, что становилось холодно,
неуютно, словно ночуешь не дома, а на вокзале. И тогда Шиловский жалел
старую квартиру, где они жили когда-то с матерью и Петькой Гириным. Клава
тоже не очень любила новое жилье: она по-прежнему работала на заводе, было
далеко ездить.
Шиловский вспоминал былое время как счастливое и безбедное. Литейная
гарь еще не выветрилась из старой его одежды, которую Клава хранила в
кладовке. Еще снились по ночам опоки и стержни, снились кипящая, как
самовар, полыхающая жаром вагранка и добрый, хотя и хмурый с виду, вагранщик
Гусев. Ни мастера Малышева, ни Гусева, ни завалыцика Гришку Устименко
Шиловский ни разу не встретил с тех пор, как ушел с завода...
А почему он ушел с завода?
Трамвай рассыпал с дуги сноп красноватых искр, напомнивших литейный
цех. Приглушенный морозом стук железа исчез. Арсентий поднял воротник
полушубка, сшитого на манер украинской бекеши. Но его не радовал теперь ни
этот полушубок, ни новая форма, висевшая больше в шкафу, ни эта квартира в
красивом московском доме. Казалось, что и жена Клава стала с тех пор
другая...
Однажды, вскоре после того, как Петька исчез из Москвы, а Клава
окончательно перебралась на другую кровать, Арсентия вызвали в органы.
Лысый, кареглазый, с горбатым носом человек сказал: "Сядьте и подумайте,
зачем мы вас вызвали!" Сказал и ушел. Шиловский минут двадцать сидел один,
вспоминая свои грехи и проступки. Пришел другой начальник, еще более строгий
и молчаливый. Шиловского держали много часов подряд, выспрашивая про Петьку
Гирина. Под конец ему предложили все рассказанное изложить на бумаге.
Шиловский добросовестно записал все, что знал о Гирине, но его тут же прошиб
холодный пот: отпуская его, молчаливый допросчик как бы мимоходом сказал,
что Шиловский обвиняется в связи с врагами пролетарского государства...
Пораженный Шиловский не знал, что говорить.
- Но вы не беспокойтесь, - сказали ему напоследок, - У вас есть время
все обдумать и во всем разобраться.
В чем надо было разбираться? Не знал он, в чем, но начал все-таки
усиленно разбираться.
Через две недели, когда бригада формовщиков переходила на новую модель,
в самый неподходящий момент измученного всевозможными предположениями
Шиловского вызвали в райком. Билинкис без всяких предисловий объявил, что
приходили из органов, интересовались личным делом. Шиловскому было приказано
никуда не уезжать и ждать нового вызова. Арсентий похудел за те дни, от
волнений на коже появилась какая-то сыпь. Работа валилась из рук. Во время