"Василий Белов. Год великого перелома ("Час шестый" #2) " - читать интересную книгу автора

пока неизвестно как не очутился на Каланчевке. Он сел в трамвай и ездил по
Москве до глубокой ночи. Он пробовал подремать, пересаживался из трамвая в
трамвай, словно пытаясь уйти от видений. Лохматая окровавленная голова и
мощная белоснежная грудь с коричневым обводом вокруг соска то и дело
менялись местами, и тогда его настигал ужас, и он открывал глаза, и
будничность трамвайных ездоков снова приводила его в себя.
... Сейчас он сидел в кресле, стараясь изо всех сил забыть видение,
освободиться от него навсегда. Почему двенадцать мужчин, расстрелянных им,
ни разу, никогда, даже во сне не вставали в его глазах? Почему? А эта... Он
вновь с отвращением вспомнил все, что было, и встал. Уже светало. В
рассеивающемся сумраке он увидел спящую на кровати жену, у нее была та же
самая поза: широко раскинутые колени и разлохмаченные вокруг головы
волосы... Он весь содрогнулся. Клава на секунду показалась ему мертвой. Он
прикрыл одеялом ее белеющее в сумраке колено, она пробудилась, сладко
потянулась к нему, улыбаясь и не открывая глаза:
- Арсик, который час?
- Спи... - шепотом произнес Шиловский.
Жена до сих пор не знает о новой службе. Она живет себе припеваючи. На
часах четверть девятого. У всех выходной, а ему ровно в десять надо явиться
в означенное место столицы. Предстоит длительная иногородная командировка.
Но она, его Клава, спокойно спит в этом буржуйском особняке.

* * *

Шиловский выехал с Ярославского вокзала в распоряжение орготдела
Северного краевого ОГПУ. Шифровка о приезде в Архангельск
спецкомандированного опередила его на двое суток, потому что поезд на север
шел нудно и долго. В Данилове замерзли какие-то трубы, и проводник отогревал
их кипятком. Пар мешался в тамбуре с вонючим запахом желтого антрацитного
дыма. Шиловский вторые сутки ничего не ел, только пил чай да курил в
тамбуре, даже не пробуя заводить знакомство с соседями.
В Данилове поезд основательно застрял, расписание сбилось. Вместе с
проверкой билетов второй раз проверяли документы, и Шиловский вышел в
холодный тамбур.
Наружная вагонная дверь была открыта. На соседних путях стояли пустые
полувагоны-телятники. Раздался буферный грохот и лязг, составом, видимо,
маневрировали. На место порожняка, шипя паровозом, уже накатывался новый
состав. Шиловский насчитал десять теплушек. Над каждой из них подымался
дымок, несколько вагонов были оборудованы под конюшни. Поезд не остановился,
он лишь замедлил ход: составы с войсками ОГПУ пропускались на север без
очереди.
Пожилой даниловский железнодорожник, махая грязно-желтым флажком,
остановился неподалеку. К нему, с другой стороны станции, подошел высокий
военный в шинели и финской шапке с еле заметной звездочкой. Черные, словно
от ваксы усы военного привлекли почему-то взгляд Шиловского. Военный
повернулся к Шиловскому в профиль, и Арсентий узнал в нем Петьку Гирина. Или
это не он?
Шиловский хотел окликнуть Петьку, но одумался и проглотил окрик. Он
прикрыл дверь, оставив для наблюдения достаточно широкую щель.
Сомнений не стало. На перроне стоял Гирин. Только усы у него были не