"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

кандидатки, которых предлагала мать, ему не нравились. Вон Тонька-пигалица,
пожалуй бы, ничего, да моряк Васька Пачин Митьку опередил. У них вон уже и
пиво сварено, увезут пигалицу в Ленинград... Учительница Марья Александровна
подошла бы и по характеру, и баская. Да ведь не пойдет, курва! Не стоит и
свататься... Не пойдет.
Полдюжины яиц, сваренных в самоваре на полотенце, черный хлеб с солью и
сковородка жареных маслят - вот и весь куземкинский завтрак. Скачков облупил
яйцо, второе. Деревянной ложкой хлебнул скользких грибов. Они ему так
понравились, что он один, без Митьки, управился со всей сковородкой.
(Братана Митька заранее, чтобы не смущал начальство, отправил в ольховскую
кузню по какому-то делу.) Старуха угодливо потчевала ночлежника еще и
молоком. Скачков вместо горячего чаю хлопнул полкринки. Не знал следователь,
что будет с ним дальше после молока и свежих грибов...
Но пока он бодро встал из-под святых, согнал назад складки гимнастерки
под широким ремнем и кожаной кобурой. Поглядел на свои карманные, щелкая
крышкой:
- Так, значит, пока народ не собрался, идем в контору! Поглядим, что у
тебя с гарнцем... Какая есть документация...
Митьку бросило в холодный пот: никакой документации по мельнице и по
гарнцевому сбору у него не было. Счетовод Зырин никакой платы с помольщиков
не взимал. Мололи зерно бесплатно и кто попало.
С этим (будь он трижды неладен!) гарнцем попался бы Митька как кур в
ощип, если б, во-первых, не Игнаха, не заем да силосная кампания (эта тоже
будь трижды неладна), во-вторых, если б не Самовариха с ее сивой кобылой,
в-третьих, и это был, пожалуй, "решающий фактор", если б не жареные обабки.
Грибы-то и спасли Митьку на первых порах и от распеканции и от полного
краха.
Впрочем, полного краха так и не избежал председатель колхоза Дмитрий
Куземкин, но это случилось уже под вечер.
Утром же, когда еще и оводы не летали, а над Шибанихой в бездонном
голубом небе не обозначилось еще ни одного облачка, в конторе, то бишь в
доме Евграфа Миронова, собралось всего три человека: "кульер" Миша Лыткин,
колхозник Кеша Фотиев и единоличница Самовариха. Трое сидели на лавке у
самой двери. Начальство, тоже трое, не считая Скачкова, разместилось спереди
в красном углу. Сопронов, Куземкин и Зырин. Скачков запретил курить на
собрании, и курильщики поочереди шмыгали на улицу. Кеша Фотиев обратился к
Игнахе:
- А помнишь, Павлович, как в ковхоз-то поступали? Ведь мы товды все
вопросы решили на свежем воздухе!
Сопронов отмолчался, а председатель Куземкин вопросительно поглядел на
Скачкова. Тот хмуро кивнул. Начали выставлять столы, скамейки, лавки и
табуретки прямо на улицу. Сделали несколько лавок из досок и чурбаков, и все
семеро разместились в прежнем порядке. Ни одного человека на собрании не
прибавилось.
- В такой ведреный день никто и не придет, - заговорил было Володя
Зырин и тут же осекся под ястребиным взглядом Скачкова.
- То есть как это не придут?
- Да так... Сено, вишь, хорошо сохнет.
Самовариха ерзала на скамье:
- Игнатей да Павлович, и у меня сено-то со вчерашнего на валах.