"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора - Евграф да Анфимович, пешком со станции или как?
- Ну, топереча и Роговых выпустят! Не видел там Роговых-то? Но лучше бы не вспоминать Роговых: зарыдала, присев на камень, Вера Ивановна. Евграф не ждал, что люди будут так радоваться его возвращению. Не успевал отвечать на вопросы, гладил по голове ревущую дочерь. Нечаев шумно объяснял, как и в каком месте он увидел Евграфа, как тот босиком собирал землянику. Так рассказывал, словно сам он и был Евграф Миронов! Тут Палашка круто остановила свои причитания: - Ой, тятенька! Это пошто от тебя экой нехорошей дух-то идет? Как из нужника... Евграф смутился, зашмыгал носом и простодушно промолвил: - Так ведь... нужник и есть... А я уж видно привык, сам-то не чую... И рассказал, как зарабатывал деньги, чтобы уехать из Вологды. Люди сочувственно охали. Под конец он объяснил, где пришлось ночевать, как устроено в городе отхожее место... - Да ну? - удивился Судейкин. - А я-то, дурак, думал, что в городах и в нужник люди не ходят... Особенно дамочки. Тюрьма, думал, есть, а нужников нет. А вишь оно! Тоже, значит, посещают. Ну, ты молодец, Анфимович, все доподлинно изучил и все городское дело прошел, вот бы и Куземкину так... Палашка и подвода Нечаева уже влекли Евграфа все ближе к родной деревне. Порывом теплого ветра отнесло клики косцов, возбужденных возвращением Евграфа. Чем-то праздничным так и повеяло на лугах шибановского колхоза. Праздничной была и большая изба Самоварихи. Но ойкнула и заплакала жена Евграфа Марья, отпустила ребеночка с рук и запричитала точь-в-точь теми Евграф обнял жену, заплакал и сам, потом застыдился и дрожащими пальцами начал развязывать котомку с радужным расписным петухом. "Виталька" стояла около шестка, держа палец во рту. С испугом глядел ребенок на незнакомого дядю. Ей показалось, что дядя этот обижает и маму, и бабушку. Она долго крепилась, чтобы не зареветь, наконец не выдержала, и звонкий, самый звонкий детский крик огласил обширную Самоварихину клетину. - Не реви, андели, не реви, это ведь дедушко! - успокаивала ребеночка подоспевшая из лесу Самовариха. - На-ко вот, я тебе ягодок принесла. Евграф пожалел, что рассыпал на лугу свою землянику. Радужный расписной петух, извлеченный из вонючей котомки, успокоил вроде бы всех сразу, и все начали хвалить петуха. Евграф осторожно вместе с петухом и Самоварихиными "ягодками" пробовал взять девочку на руки, но та испугалась еще пуще. - Ну, ну... Марьюшка, не бойся... Матка, как записали отчество-то? - Да как! - наливая самовар, отозвалась жена. - Знамо как, Николаевна. Оно ведь, Анфимович, никуды и не записывали. По ею пору не крещеная девушка... Палашка проворно побежала топить баню. Девчушка была вылитый Микуленок. * * * - Ох, матка! - вздохнул Евграф, когда Самовариха убрала со стола и опять ушла в лес к осеку. - Видно, не ты одна Бога-то за меня молила. Вишь, выбрался из самого пекла... - Живой, здоровый, дак и ладно, - сказала Марья. |
|
|