"Василий Белов. Час шестый ("Час шестый" #3) " - читать интересную книгу автора

- Евграф да Анфимович, пешком со станции или как?
- Ну, топереча и Роговых выпустят! Не видел там Роговых-то? Но лучше бы
не вспоминать Роговых: зарыдала, присев на камень, Вера Ивановна.
Евграф не ждал, что люди будут так радоваться его возвращению. Не
успевал отвечать на вопросы, гладил по голове ревущую дочерь. Нечаев шумно
объяснял, как и в каком месте он увидел Евграфа, как тот босиком собирал
землянику. Так рассказывал, словно сам он и был Евграф Миронов! Тут Палашка
круто остановила свои причитания:
- Ой, тятенька! Это пошто от тебя экой нехорошей дух-то идет? Как из
нужника...
Евграф смутился, зашмыгал носом и простодушно промолвил:
- Так ведь... нужник и есть... А я уж видно привык, сам-то не чую...
И рассказал, как зарабатывал деньги, чтобы уехать из Вологды.
Люди сочувственно охали. Под конец он объяснил, где пришлось ночевать,
как устроено в городе отхожее место...
- Да ну? - удивился Судейкин. - А я-то, дурак, думал, что в городах и в
нужник люди не ходят... Особенно дамочки. Тюрьма, думал, есть, а нужников
нет. А вишь оно! Тоже, значит, посещают. Ну, ты молодец, Анфимович, все
доподлинно изучил и все городское дело прошел, вот бы и Куземкину так...

Палашка и подвода Нечаева уже влекли Евграфа все ближе к родной
деревне. Порывом теплого ветра отнесло клики косцов, возбужденных
возвращением Евграфа. Чем-то праздничным так и повеяло на лугах шибановского
колхоза. Праздничной была и большая изба Самоварихи. Но ойкнула и заплакала
жена Евграфа Марья, отпустила ребеночка с рук и запричитала точь-в-точь теми
же словами, как причитала на покосе Палашка.
Евграф обнял жену, заплакал и сам, потом застыдился и дрожащими
пальцами начал развязывать котомку с радужным расписным петухом.
"Виталька" стояла около шестка, держа палец во рту. С испугом глядел
ребенок на незнакомого дядю. Ей показалось, что дядя этот обижает и маму, и
бабушку. Она долго крепилась, чтобы не зареветь, наконец не выдержала, и
звонкий, самый звонкий детский крик огласил обширную Самоварихину клетину.
- Не реви, андели, не реви, это ведь дедушко! - успокаивала ребеночка
подоспевшая из лесу Самовариха. - На-ко вот, я тебе ягодок принесла.
Евграф пожалел, что рассыпал на лугу свою землянику. Радужный расписной
петух, извлеченный из вонючей котомки, успокоил вроде бы всех сразу, и все
начали хвалить петуха. Евграф осторожно вместе с петухом и Самоварихиными
"ягодками" пробовал взять девочку на руки, но та испугалась еще пуще.
- Ну, ну... Марьюшка, не бойся... Матка, как записали отчество-то?
- Да как! - наливая самовар, отозвалась жена. - Знамо как, Николаевна.
Оно ведь, Анфимович, никуды и не записывали. По ею пору не крещеная
девушка...
Палашка проворно побежала топить баню. Девчушка была вылитый Микуленок.

* * *

- Ох, матка! - вздохнул Евграф, когда Самовариха убрала со стола и
опять ушла в лес к осеку. - Видно, не ты одна Бога-то за меня молила. Вишь,
выбрался из самого пекла...
- Живой, здоровый, дак и ладно, - сказала Марья.