"Лилия Беляева. Игра в Дурочку " - читать интересную книгу автора

растерзанную жизнью, не верящую уже ни в какие подарки судьбы... Но чтобы
она не почуяла эту мою снисходительно-покровительственую жалость, - сказала:
- Я тоже матери ни полслова... Чего ей ещё про спаленную старуху
думать... Тем более актрису... Сама понимаешь... Одно я никак в толк не
возьму: почему эта старая Мордвинова-Табидзе именно тебе оставила все. Кто
ты ей? Никто. И вдруг... Вот интересно..
- И что за пожар? И почему мне позвонили не сразу после смерти, а
только через две недели? Почему она подарила дачу какому-то Сливкину за
месяц до пожара? Вон у нас с тобой сколько вопросов!
Мы уже сошли с автобуса на нужной остановке и шагали по тропинке среди
нарядной майской зелени березово-осинового леска.
- Действительно, откуда взялся некий Сливкин? - говорила я в спину
Маринке. - И почему ему вдруг старая старуха отдала дачу? И кому он её
передарил? Во история! И что это такое за Дом ветеранов, где люди сгорают за
здорово живешь?
Вот в эту-то минуту и открылся вид на аккуратный трехэтажный коттедж из
светлого кирпича, опоясанный по фасаду лоджиями. Железная фигурная ограда
брала его в широкие объятия вместе с хозяйственными постройками на отлете и
хороводом берез у левого крыла. Ровнехонькая асфальтовая дорожка начиналась
сразу за высокой железной калиткой, выкрашенной зеленой краской, и вела
прямо к крыльцу центрального входа. Еще одна дорожка, посыпанная песком,
кружила как раз по периметру ограды внутри территории и, видимо,
предназначалась для желающих побегать или походить-подышать. И точно - скоро
вдали появился сильно пожилой человек в темном тренировочном костюме. Он,
поджав руки в локтях, полубежал, равномерно покачиваясь из стороны в
сторону. Густые седые волосы на его голове блестели под солнцем и то
взлетали, то опадали.
- Господи! - тихо воскликнула Маринка. - Это же Анатолий Козинцов! Сам
Козинцов! Помнишь?
Ну кто же не знал, не помнил Анатолия Козинцова, отъявленного сердцееда
пятидесятых-шестидесятых, заслуженного-перезаслуженного артиста, плейбоя
советского периода, который играл только героев и непременно веселых,
способных петь, плясать, боксировать, туманным взором глядеть на героинь в
момент поцелуя.
При ближайшем рассмотрении нынешний Козинцов сохранил от прежнего разве
что свой высокий рост. Но его морщинистое лицо казалось совсем незнакомым и
становилось обидно, что оно вот такое и уже ничего не изменить...
Однако сам бывший орел успел кинуть на нас, пробегая мимо, в какой-то
степени орлиный, смелый взгляд с высоты своего роста...
А далее, среди березок, мы разглядели беседку и в ней двух старых дам в
шляпках. Они сидели рядышком, чуть закинув головы навстречу солнышку и
что-то тихо, не спеша, шелестели друг другу... Словом, ничего не напоминало
о каком-то странном здешнем пожаре, в котором задохнулась старая-старая
актриса... Тихая благодать веяла и реяла вокруг, и пахло черемухой с ближних
кустов. А на кирпичном выступе крыльца играла в солнечных лучах бордовая с
золотом табличка: "Дом отличного содержания".
Мы переглянулись и отворили легкую стеклянную дверь. И заметили разом,
что при сем присутствует и цельнометаллическая. Только на отшибе,
распахнутая до самой кирпичной стены.
После солнечного света, голубых небес, в вестибюле, куда попали,