"Артем Белоглазов, Лев Жаков. Да в полымя " - читать интересную книгу автора

море с гигантскими волнами-барханами - впечатлила жену, как и гробницы
древних фараонов. Мы не вылезали из экскурсий.
Я гляжу на сфинкса, которому без малого пять тысячелетий, и чувствую
свою ничтожность. Ветер усиливается; туристы испуганно кричат, тычут
пальцами в горизонт. Там клубится тьма. Ветер вздымает раскаленный песок,
закручивает грозными вихрями, швыряет в лицо.
Тьма накрывает меня...
Я закашлялся и проснулся. Вскочил, моргая, не сообразив еще, в чем
дело. Да что ж ты, Господи... Горло драл едкий дым, глаза тотчас начали
слезиться. Комнату заволокла сизая пелена; расползаясь бесформенными
клочьями, она собиралась у потолка. Мерзко воняло горелой изоляцией. Духота
стояла - будто в бане, когда плеснешь на камни ковшик-другой, и пар сразу
обдаст с ног до головы. Утирая со лба пот, я быстро натянул штаны и босиком
кинулся в прихожую. Замок нагрелся, жег руки; за стеной истошно, почти на
грани истерики вопили, срываясь в захлебывающийся плач.
Нина уехала к родителям - считай, повезло. А я уж как-нибудь выберусь.
Жена, конечно, звала с собой, уговаривала, но больше для проформы. Я не
любитель ковыряться в земле; не белоручка, совсем нет, однако к природе
равнодушен. Не мое это. Так что Нина поехала на тещину дачу одна.
Теща, заядлая огородница, души во мне не чаяла, заботилась, как могла.
Урожай с четырех соток получался вполне себе: ягоды, фрукты. Тем и
потчевала - и до свадьбы, и после. И бедным мальчиком никогда не называла.
Хорошая у Нинки мать - золото, а не теща. А вот мои родители на свадьбу не
пришли, ограничились телефонным звонком. Вроде как поздравили.
Чертыхаясь и проклиная все на свете, кое-как сумел отпереть дверь,
рванул на себя - в лицо полыхнуло жаром. На лестничной клетке бушевал огонь,
что-то искрило и потрескивало; огромный ком дыма ворвался в прихожую,
заставив отшатнуться. Путь вниз был отрезан.
Я навалился на дверь, чувствуя, как в животе - противно, скользко -
ворочается страх, а сердце бьется загнанным скакуном. Глаза щипало, дым лез
в рот, в нос, вызывая надсадный кашель. Угорю ведь! Ринувшись в зал, ухватил
стул и с размаху запустил в окно: стекло разбилось, дым потянулся наружу.
Густая муть в комнате прояснялась, от окна шел ток свежего воздуха. Я с
присвистом дышал, вгоняя кислород в саднящие легкие.
Сквозь пелену бледным пятном проступало утреннее солнце - маленький
желток в огромной глазунье дыма. Полдевятого, решил я, вряд ли девять. На
улице невнятно орали; шум под окнами сливался в грозный, пугающий рокот
прибоя, когда волны штурмуют скалистый берег и, так и не одолев громады
утесов, с ворчанием идут на новый приступ. Слов было не разобрать, да я и не
пытался. Крики и плач раздавались со всех сторон, гудели сирены.
Я слепо шарил по тумбочке, опрокидывая пузырьки, тюбики, флакончики и
прочую косметику. Где же он?! Это - прямоугольное - что? Упаковка седуксена.
"Если у вас бессонница, организм на взводе и не может расслабиться, а
тревожные мысли не дают..." Ну как, злоупотребил? Выспался?! Наконец пальцы
ткнулись в мобильник. Номер я помнил наизусть.
В том, что кто-то давным-давно набрал ненавистное "01" и сообщил о
пожаре, я не сомневался. Подтверждая догадку, за окнами рявкнул
мегафон: -...куация! - донеслось громовыми раскатами. - Выйти на балконы
и...
Я звонил Сереге: редакция "КП" работает и по субботам.