"Тонино Бенаквиста. Три красных квадрата на черном фоне" - читать интересную книгу автора

жизни. Публика здесь совсем не та, что ходит на вернисажи. Здесь не думают
ни о чем, здесь забывают даже об игре - здесь шумят, а могут и часами не
проронить ни слова. Я же - наркоман, который становится самим собой лишь
после первой дозы, принятой с наступлением темноты. Прибавьте к этому еще и
порцию счастья. Неоновые лампы горят над всеми столами, кроме стола номер
два. Он оставлен для меня. Я вижу, как со стула робко поднимается паренек и
направляется ко мне. Не знаю почему, но он кажется мне пареньком, хотя он не
моложе меня. Тридцатник, где-то так. Он едва успевает раскрыть рот, но я
перебиваю его как можно учтивее:
- Мы договаривались на восемнадцать ноль-ноль, не так ли? Послушайте...
мне крайне неудобно, но сегодня играет вице-чемпион Франции, я сам не
участвую, но мне хотелось бы посмотреть. Простите, что заставил вас прийти
зря...
- Ну-у-у ничего страшного, можно перенести занятие на завтра, -
отвечает он.
- На завтра?.. Да, хорошо, завтра, и бесплатно - в возмещение моральных
издержек. Что-нибудь в районе шести, как сегодня?
- Отлично... А можно я сегодня останусь? То есть... я хочу сказать...
можно мне тоже посмотреть?
- Конечно! Воспользуйтесь случаем, снимите стол и потренируйтесь:
отработайте серию накатов, например.
Для наглядности я расставляю шары, которые только что принес Рене.
- Между белыми не больше двадцати сантиметров, а с красным - варьируйте
расстояние: сначала до прицельного должно быть не больше ладони. Про
отыгрыши пока не думайте.
- А что это такое - отыгрыш? Вы мне уже говорили, но я...
- Отыгрыш, это значит сыграть так, чтобы шары стали как можно ближе
один к другому, и тем самым подготовить следующий удар. Но об этом позже,
идет?
Я медленно целюсь, задерживаясь на какое-то время в каждом положении,
чтобы он мог запомнить мои движения.
- Самое главное, чтобы кий был параллелен столу, это очень важно -
малейший наклон, и все к черту, понятно? Ну, давайте, вы бьете по верхней
части шара, с легким уклоном влево, и накатываете.
Мне не хочется повторять еще раз все, что скрывает в себе понятие
"накат". На последнем занятии я потратил на это добрый час. Наступает
момент, когда объяснения больше не играют роли: ты либо чувствуешь, либо -
нет, это приходит само, постепенно. Паренек, явно стесняясь, берет свой
новенький кий, проводит мелом по кожаному наконечнику и расставляет шары. Я
смотрю в сторону, чтобы не смущать его.
На втором столе все, кажется, готово. Рене только что снял чехол и
чистит щеткой сукно. Ланглофф, тот самый чемпион, в углу зала крутит в руках
кий красного дерева. Он живет где-то в предместье и бывает в Париже редко,
приезжает только на соревнования либо на показательные выступления, ну или
иногда, как сегодня вечером, повидаться со старыми приятелями. Он играет в
строгой манере, без выкрутасов, но с прекрасной техникой, благодаря которой
три раза подряд становился чемпионом. Привычное движение, жест, удар. Чтобы
достичь этого уровня, мне предстоит работать еще годы и годы. Так говорит
Рене. Но он чувствует, что у меня уже получается.
На самом деле я пришел, не только чтобы смотреть. Я знаю, что Ланглофф