"Жаннетта Беньи. Флорентийка и султан " - читать интересную книгу автора

тому же, воображая, что он плохо сложен, непривлекателен лицом и мало к чему
способен, он таил про себя свои мысли.
Можно только предположить, что оставаясь один на холодном своем ложе,
юный Бартоломео делился ими с ночным мраком, с Богом, с чертом и со всем
остальным миром. В эти ночи он плакал о том, что сердце его горячо и,
разумеется, женщины будут сторониться его, как раскаленного железа.
А то вдруг он мечтал, как жарко станет любить свою прекрасную
избранницу, как будет ее чтить, как будет ей верен, каким вниманием окружит
ее, как будет выполнять все ее капризы и искусно сумеет рассеять легкие
облачка грусти, набегающие в пасмурные дни.
И до того ясно рисовался ему милый образ, что он бросался к ее ногам,
обнимал их, ласкал, приникал к ним поцелуями. И так живо он чувствовал и
видел все это перед собой, подобно тому как узник, припав глазом к щелке и
разглядев дорогу среди зеленой муравы, видит себя бегущим через поля.
Потом он, наверное, нежно уговаривал воображаемую красавицу, хватал ее
в объятия, чуть не душил ее, опрокидывал, сам ужасаясь собственной дерзости.
И от неистовой страсти кусал подушку, простыни, одерживая в своих мечтаниях
сладчайшую победу.
Однако, насколько смел он был в одиночестве, настолько робел поутру,
услышав шорох женского платья.
Тем не менее, горя огнем любви к воображаемым красавицам, он
запечатлевал в мраморе форму прелестной груди, вызывая жажду к сему сочному
плоду любви. Создавал и многие иные прелести, округлял, полировал, ласкал их
своим резцом, отделывал с великим старанием, придавая им изгибы, указующие
дивные соблазны в назидание девственнику, дабы в тот же самый день он
юношескую девственность свою утратил.
Любая из придворных дам узнавала себя в этих изображениях красоты, и
все они произвели Бартоломео в ангелы.
Он касался их лишь взглядом, но дал себе клятву, что от красавицы,
позволившей ему поцеловать ее пальчик, он добьется всего.
Одна из самых знатных дам спросила его как-то, почему он такой робкий,
скромный, и как случилось, что никому из придворных прелестниц не удалось
его приручить. Вслед за тем она любезно пригласила его навестить ее
вечерком.
Не теряя зря времени, Бартоломео надушился, купил себе плащ из
тисненого бархата на атласной подкладке, взял у приятеля рубаху с пышными
рукавами, расшитый камзол и шелковые чулки.
Он взбежал по лестнице, не чуя под собой ног, задыхаясь от волнения,
полный надежды, что сбудется, наконец, его мечта, как ни старался, не мог
умерить биение своего сердца, которое прыгало и металось в его груди, будто
дикая козочка. Словом, он был уже охвачен любовью с головы до пят. Его даже
бросало в жар и холод.
Дама его и в самом деле была невероятно красива. Манчини это тем более
понимал, что как ваятель мог оценить округлость плеч и линий гибкого стана и
не видимые глазу, но угадываемые тайные совершенства красоты, достойные
Венеры Каллипиги.
Дама эта отвечала всем тонкостям и законам искусства. При том она была
бела и стройна. Голос ее способен был всколыхнуть источники жизни, разжечь
сердце, мозг и все прочее. Словом, умела она вызвать в воображении мужчины
соблазнительные картины любовных утех, храня при том самый скромный вид, как