"Пьер Бенуа. Забытый " - читать интересную книгу автора

сочтет за удовольствие явиться сегодня вечером по приглашению.
Татарин отвесил поклон и направился к выходу.
В эту минуту я сделал то, что и сейчас представляется мне безумным.
Но мне вскружили голову мои успехи в дипломатии, и я в самом деле не
знал никаких сомнений и опасений.
- Pardon, - сказал я. - Разрешите два слова. И, обращаясь к татарину:
- Погодите-ка, молодой человек. Я повернулся к Жерис-хану:
- Во Франции люди из общества принимают приглашена только при двух
условиях: если им известно, к чему это приглашение их обязывает, и если им
знакомо лицо, приглашающее их.
- Bravo! - негромко воскликнул товарищ Лашом-Аржантон.
Жерис-хан сделал гримасу, которая должна была изображать улыбку.
- Я удовлетворю ваше желание, господин полковник. Вы приглашены сегодня
в девять часов вечера на обед к олигарх; Оссиплури. Это честь, которая...
- Позвольте, позвольте. Вы сказали: олигарху Оссиплури.. Я перестаю
понимать. Олигархия - это правление не многих, если память не изменяет мне.
Как же может бьт в таком случае один олигарх? Я не люблю, когда меня мороча
баснями, господа.
И я выпрямился во весь свой рост. Жерис-хан, видимо, достиг предела
терпения.
- Надеюсь, мы не станем обсуждать здесь оссиплурийскун конституцию, -
сказал он. - Будем держаться факта: в Оссиплури есть олигарх. Олигарх
Оссиплури - высшая власть в стране. Олигарх Оссиплури приглашает на обед
военнопленного.
- Еще раз прошу прощения: не военнопленного, а - в последние десять
минут - полномочного делегата, - возразил я с чувством собственного
достоинства, которое росло с каждой минутой.
- Если хотите, - согласился Жерис-хан, позеленев от злости, - слова
ничего не меняют.
Я направился к татарину в белом атласе. Вид у меня, очевидно, был самый
внушительный, так как он простерся ниц.
- Молодой человек, - сказал я ему, - ты передашь тому, кто послал тебя,
что полковник Этьен Пендер сочтет за удовольствие явиться к нему в полночь,
ни минутой раньше, ни минутой позже. Иди и да сохранит тебя бог, которому ты
молишься.
Татарин поклонился еще раз и вышел. В зале - общее смущение и
изумление. Азим Электропулос - и тот окаменел.
- Вы с ума сошли! - прошептал он. Я подошел к Жерис-хану.
- Товарищ, - сказал я ему, - вы только что взяли с меня честное слово.
Что бы вы сказали, если бы я на ваших глазах изменил своему слову?
- Не понимаю.
- Огорчен за вас или за вашу память. Так я напомню вам, что сегодня
днем я дал слово мадемуазель Лили Ториньи, что буду у нее в уборной в театре
Folies, между вторым и третьим актом "Златоглава". Я явлюсь на свиданье
пунктуально. А затем, в полночь, предоставлю себя в распоряжение олигарха
Оссиплури.
В моих манерах, когда я произносил эти слова, было столько величия, что
члены Собрания понурили головы.
Я подошел к товарищу Лашом-Аржантону и фамильярно продел руку под руку
старика.