"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 1) " - читать интересную книгу автора

лето своего существования, ибо мои родители в те годы всегда уезжали на дачу
в Петергоф, переехали они туда и в 1870 году, еще когда мне минуло не более
месяца. В Петергофе же в следующие годы я стал впервые "осознавать"
окружающее, да и в дальнейшем Петергоф не переставал быть "родным" местом
для всей семьи Бенуа. В нем всегда проводили лето мои братья, в Петергофе
начался мой "роман жизни", в Петергофе же живали не раз и я с собственной
своей семьей. Но есть и вообще в Петергофе что-то, настолько чарующее,
милое, поэтичное и сладко меланхоличное, что почти все, кто знакомятся с
ним, подпадают под его чары.
Петергоф принято сравнивать с Версалем - "Петергоф русский Версаль",
"Петр пожелал у себя устроить подобие Версаля" - эти фразы слышишь
постоянно. Но если, действительно, Петр был в 1717 году поражен резиденцией
французского короля, если в память этого он и назвал один из павильонов в
Петергофе Марли, если и другое петергофское название Монплезир можно принять
за свидетельство его "французских симпатий", если встречаем как раз в
Петергофе имена трех художников, выписанных царем из Франции - (архитектора
Леблона, живописца Пильмана и скульптора Пино), то все же в целом Петергоф
никак не напоминает Францию и тем менее Версаль. То, что служит главным
художественным украшением Петергофа - фонтаны, отражает общее всей Европы
увлечение садовыми затеями, однако ни в своем расположении, ни в самом своем
характере эти водяные потехи не похожи на Версальские. Скорее в них
чувствуются влияния немецкие, итальянские, скандинавские, но и эти влияния
сильно переработаны, согласно личному вкусу Петра и других русских царей,
уделявших не мало внимания Петергофу. В Петергофе все несколько грубее,
примитивнее, менее проработано, менее сознательно продумано в художественном
смысле. Многое отражает и некоторую скудость средств и, несмотря на такую
скудость, - желание блеснуть и поразить, что греха таить - Петергоф
"провинциален". Наконец и природа, несмотря на все старания (особенно самого
Петра), победить суровость петербургского климата или создать хотя бы
иллюзию, будто эта победа удалась, - природа осталась здесь несколько
худосочной, почти чахлой. Временами непосредственная близость к морю делает
и то, что существование в Петергофе становится мучительным. Дожди, туманы,
пронизывающая сырость - все это характерные явления для всей петербургской
округи, но в Петергофе они сказываются с особенной силой, действуя
разлагающим образом на петергофские постройки, подтачивая камень, заставляя
позолоту темнеть, периодически разрушая и искажая пристани, дамбы,
обрамления водоемов и набережные каналов. Это одно лишает Петергоф той
"отчетливости в отделке", какой могут похваляться знаменитые
западно-европейские резиденции.
И все же Петергоф "сказочное место". Посетивший меня летом 1900 г.
Райнер Мария Рильке, стоя на мосту, перерезающем канал, ведущий от дворца и
главных фонтанов к морю, воскликнул перед внезапно открывшимся видом: "Das
ist ja das Schloss der Winterkonigin !" ("Это замок королевы Зимы!").
И при этом от восторга на глазах поэта даже выступили слезы. И
действительно, в тот ясный летний вечер все казалось каким-то ирреальным,
точно на миг приснившимся, готовым тут же растаять сновидением. Серебряные
крыши дворца, едва отличавшиеся от бледного неба; мерцание золотой короны на
среднем корпусе, блеклый отблеск в окнах угасавшей зари, ниже струи не
перестававших бить фонтанов, с гигантским водяным столбом "Самсона" посреди,
а еще ближе, по берегам канала, два ряда водометов, белевших среди черной