"Николай Бердяев. Сборник статей" - читать интересную книгу автора

фанатика (а фанатики часто бывают аскетами) нисколько не побеждает
поглощенности собой, нисколько не обращает его к реальностям. Фанатик
какой-либо ортодоксии отождествляет свою идею, свою истину с собой. Он и
есть эта идея, эта истина. Ортодоксия - это он. В конце концов, это всегда
оказывается единственным критерием ортодоксии.
Фанатик ортодоксии может быть крайним приверженцем принципа авторитета.
Но он всегда незаметно отождествляет авторитет с собою и никакому
несогласному с ним авторитету никогда не подчинится. Склонность к авторитету
в нашу эпоху носит именно такой характер. Авторитарно настроенная молодежь
никаких авторитетов над собой не признает, она себя сознает носительницей
авторитета. Ультраправославно настроенная молодежь, которая не любит свободы
и обличает ереси, себя почитает носительницей Православия. Это есть пример
того, насколько идея авторитета противоречива и несостоятельна. Авторитет на
практике никогда не стесняет его фанатических приверженцев, он стесняет
других, их противников и насилует их. В сущности, никто никогда не
подчинялся авторитету, если считал его несогласным с его пониманием истины.
Исповедание какой-либо крайней ортодоксии, какой-либо тоталитарной системы
всегда означает желание принадлежать к кругу избранных, носителей истинного
учения. Это льстит гордости и самомнению людей. По сравнению с этим
свободолюбие означает скромность.
Очень приятно и лестно почитать себя единственным знающим, что такое
истинное Православие или истинный марксизм-ленинизм (психология та же).
Робеспьер беззаветно любил республиканскую добродетель, он был самый
добродетельный человек в революционной Франции и даже единственный
добродетельный. Он отождествил себя с республиканской добродетелью, с идеей
революции. Это был законченный тип эгоцентрика. Вот это помешательство на
добродетели, это отождествление себя с ней и было в нем самое
отвратительное. Порочный Дантон был в тысячу раз лучше и человечнее.
Эгоцентризм фанатика какой-либо идеи, какого-либо учения выражается в
том, что он не видит человеческой личности, невнимателен к личному
человеческому пути, он не может установить никакого отношения к миру
личностей, к живому, конкретному человеческому миру. Фанатик знает лишь
идею, но не знает человека, не знает человека и тогда, когда борется за идею
человека. Но он не воспринимает и мира идей иных, чем его собственные,
неспособен войти в общение идей. Он обыкновенно ничего не понимает и не
может понять; именно эгоцентризм лишает его способности понимания. Он совсем
не хочет убедить в истинности чего-либо, он совсем не интересуется истиной.
Интерес к истине выводит из замкнутого круга эгоцентризма. Эгоцентризм
совсем не то же самое, что эгоизм.
Эгоист в житейском смысле слова все же может выйти из себя, обратить
внимание на других людей, заинтересоваться миром чужих идей. Но
фанатик-эгоцентрик, бескорыстный, аскетический, беззаветно преданный
какой-либо идее, совсем не может, идея центрирует его на самом себе. Для
нашей смутной эпохи характерны не только вспышки фанатизма, но и стилизация
фанатизма. Современные люди совсем не так фанатичны и совсем не так
привержены ортодоксальным учениям, как это может казаться. Они хотят
казаться фанатиками, имитируют фанатизм, произносят слова фанатиков, делают
насилующие жесты фанатиков. Но слишком чисто это лишь прикрывает внутреннюю
пустоту. Имитация и стилизация фанатизма есть лишь один из способов
заполнения пустоты. Это означает также творческое бессилие, неспособность на