"Николай Бердяев. Сборник статей" - читать интересную книгу автора

никогда не придет в голову мысль покончить с собой. Тогда является перед
человеком бесконечная задача врастания в вечность, духовном восхождения,
освобождения от власти дурной, несчастной, бессмысленной жизни мира.
Победить волю к самоубийству значит победить власть "мира" над своей
судьбой. Вот в чем основной парадокс самоубийства. Самоубийца есть менее
всем человек, способный к жертве своей жизнью, он слишком привязан к ней и
погружен в ее мрак. Самоубийство есть погруженность человека в себя и
рабство человека у мира. Самоубийство эгоистично и оно противоположно жертве
своей жизнью во имя других, во имя какой-нибудь идеи, во имя своей веры.
Если бы человек, решивший покончить с собой, был еще способен на жертву, то
он остался бы жить, он совершил бы жертву, приняв тяготу жизни. Если бы
самоубийца в роковую минуту способен был думать о других и совершить для
других жертву, рука бы его дрогнула и жизнь его была бы спасена. Власть мира
над самоубийцей выражается не в том, что он способен думать о мире,
отрешившись от себя, забыв о себе, а в том, что он весь поглощен
страданиями, которые ему мир приносит и отчаянием оттого, что мир никогда не
принесет желанных благ. Это значит, что в отношении к миру он ориентирован
эгоцентрически. Но эгоцентрическая ориентировка всегда и есть источник
рабства. Потеря вкуса к миру и к жизни, когда все становится невыносимо
скучным, есть самоубийственное настроение, но оно не значит, что человек
свободен от власти мира. Человек хотел бы, чтобы мир имел для него вкус,
возбуждал его, привлекал его, и мучается, что это прошло и уже невозможно.
Тут прикованность к миру, хотя в отрицательной форме, остается полностью.
История, правда, знает самоубийства по обязанности, рабов, когда умер их
господин, жен, когда умер их муж. Эти самоубийства, конечно, не
эгоцентричны, но они и совсем не характерны для современной, наиболее
типической психологии самоубийства.
Самоубийство есть не только насилие над жизнью, но есть также насилие
над смертью. В самоубийстве нет вольного принятия смерти в час,
ниспосылаемый свыше. Самоубийца считает себя единственным хозяином своей
жизни и своей смерти, он не хочет знать Того, Кто создал жизнь и от Кого
зависит смерть. Вольное принятие смерти есть вместе с тем принятие креста
жизни. Смерть и есть последний крест жизни. Самоубийца в большинстве случаев
думает, что его крест тяжелее, чем крест других. Но никто не может решить,
чей крест тяжелее. Тут нет никакого объективного критерия для сравнения. У
каждого человека свой особый крест, иной, чем у другого человека.
Самоубийство есть не только ложное и греховное отношение к жизни, но также
ложное и греховное отношение к смерти. Смерть есть великая тайна, такая же
глубокая тайна, как и рождение. И вот самоубийство есть неуважение к тайне
смерти, отсутствие религиозного благоговения, которое она должна к себе
вызывать. В сущности человек всю жизнь должен готовиться к смерти и
значительность и качественные достижения его жизни определяются тем, готов
ли он к смерти. Готовиться к смерти совсем не значит умирать, ослаблять и
уничтожать свою жизнь. наоборот, это значит повышать свою жизнь, внедрять ее
в вечность. Но в действительности люди очень мало бывают, готовы к смерти,
они часто недостойны смерти. Христианское отношение к смерти очень сложное
и, но видимости, двойственное. Жизнь есть величайшее благо, дарованное
Творцом, Смерть же есть величайшее и последнее зло. Но смерть есть не только
зло. Вольное принятие смерти, вольная жертва жизнью есть добро и благо.
Христос смертью смерть попрал. Смерть имеет и искупляющее значение.