"Николай Бердяев. Проблема Востока и Запада в религиозном сознании Вл. Соловьева" - читать интересную книгу автора

видеть в его учении о пророке, в отличие от первосвященника и царя, лишь
обычную склонность к схемам. Все религиозное мирочувствие Соловьева было
таково, что христианская религия имела для него не только сторону
священства, но и сторону пророчества. Он всегда жил в духе пророческом, но
дух этот лишь под конец жизни вполне выявился и выразился. Вл. Соловьев
стоит на грани новой космической религиозной эпохи. Он видит уже розовую
зарю. И трагедия его жизни была трагедией космического перевала. Чуял он,
как и Достоевский, как и все глашатаи русского мессианизма, что Россия стоит
в центре мира, что через нее мир идет к новой космической эпохе. Недаром
образ Софии Премудрости Божией хранится преимущественно на Востоке, в
православии. В своем чувстве Софии, чувстве космичности христианства
Соловьев был более связан с восточным христианством, чем сам это сознавал. И
в этом же чувстве мировой души, вечной женственности он принадлежит новому
религиозному сознанию. Но апокалипсическое сознание Соловьева было слишком
биографично и потому окрашено было в слишком пессимистический цвет. Ведь в
апокалипсическом созна-нии будет откровение новой земли, нового Иерусалима,
Града Божьего, и это радостное ожидание побеждает в нас ужас от
над-вигающегося царства антихриста; Достоевский глубже Соловьева чувствовал
эту радость новой земли, Града Божьего. В гениальной "Легенде о Великом
Инквизиторе" раскрывает он безмерную свободу во Христе, и великое призвание
России как хранительницы православия видит он прежде всего в том, чтобы
поведать миру тайну свободы.
Католичество отождествило церковь с Градом Божьим, с цар-ством на
земле. Этот уклон идет еще от бл [аженного] Августина, который признал
церковь началом тысячелетнего царства Христова на земле. Весь папизм вырос
из этого смешения церкви с градом, с царством. Это притязание на
осуществленность Града Божьего, царства Христова в церкви, в иерархическом
церковном строе, затрудняет в католическом мире зарождение апокалипсического
сознания Града Грядущего, закрывает пророческое будущее. Католический мир не
взыскует Града Грядущего, он Град свой имеет в иерархическом строе церкви и
в его притязаниях быть царством. Но священнический иерархизм есть иерархизм
ангельский, а не человеческий. На одном иерархическом священстве нельзя
построить царства богочеловечества, в нем нет еще антропологического
откровения о Граде. Поэтому притязанис католического священства быть
царством божественного человечества на земле рождает де.монический уклон,
создает порядок не богочеловеческий, а ангелозверинып. Православие не
смешивало царства с Градом, православная иерархия не претендовала быть
человеческим царством, в православии не было чувства осуществленности Града.
IIотому на православном Востоке легче рождается жажда Града Грядущего,
сознание апокалипсическое. У нас больше духа пророческого, чем в
католичестве. И пророческий дух Соловьева не был духом католическим.
Достоевский в "Братьях Карамазовых" устами Паисия из недр православия
пророчествует о церкви как царстве, как Граде Божьем. "От Востока земля сия
воссияет". Вся жизнь Соловьева и все его творчество были устремлены к Граду
Грядущему, к новой земле. Перед пророческим фактом его бытия ничтожны ошибки
его сознания. Явление Владимира Соловьева в нашей жизни научает нас и влечет
нас за собой. Но наше следование за ним должно быть не статикой, а динамикой
в пути решения проблемы Востока и Запада.

[1] См. об этом статью А. Блока "Рыцарь-монах".