"Кирилл Берендеев. Lues III" - читать интересную книгу автора

представлению; затем наступила, насыщенная неслышным стрекотом тишина. Луч
прожектора сверкнул рядом с кустом, за которым лежал он, уподобившись
младенцу в утробе матери, поджав колени к груди, давясь кашлем и пытаясь
сдержать дыхание, со свистом вырывавшееся из легких.
Машина развернулась и умчалась ввысь, мгновенно исчезнув из виду;
только и остались в воспоминание о ней - испоротая земля да тела четырех
погибших.
Сейчас он уже не мог вспомнить, слышал ли ответные выстрелы; кажется,
нет. "Борт" для автоматного огня был неуязвим, попав под вертолетный
обстрел, группа пыталась скрыться, разбегаясь в разные стороны, но сделать
это не успела - слишком неожиданным было нападение.
Оставшись один, он подобрал автомат - своего оружия у него никогда не
было - и медленно, волоча, вывихнутую от неудачного падения ногу, вышел на
суверенную территорию. По прошествии полусуток на него наткнулась свои,
мобильная группа из семи человек его полевого командира, вызвавшаяся найти
и предать земле тела погибших.
Положение его, безусловно, упрочилось, результат не замедлил
сказаться: следующее задание, вот это, холодным ноябрьским днем, он
выполнял в одиночку. По завершении операции его должны были подобрать там,
в райцентре, и на машине перебросить на "ту сторону", где и передать
командиру. Из рук в руки.
Старик о чем-то спросил его, погрузившись в воспоминания, он прослушал
и был вынужден переспросить. Куда направляется? - в райцентр, в общем-то,
денька на два-три, как получится. Нет, не на заработки, просто повидать
сестру, давно не виделись. Недавно переехала на новую квартиру, подобрала
приличную однокомнатную. Да, с мужем.... Он отвечал медленно, не очень
охотно, его подводил голос, давно уже хриплый, точно прокуренный, хотя
такой привычки у него никогда не было. А сейчас слова давались ему просто с
трудом. Да еще и этот кашель. Долгий бронхиальный, с мерзким металлическим
привкусом во рту, с клокотанием в горле. Супруга спросила, что с ним такое,
он сослался на перенесенную недавно простуду; да так оно, собственно и
было. Последнее время он стал куда чаще болеть. Чаще и дольше, весной, вот,
слег на три недели. Хорошо за ним был какой никакой уход. В горном селе,
затерянном в снегах перевала у самой границы, где они зимовали, одна
вайнашка присматривала за ним, вызвавшись по собственной воле. После
выздоровления он ее не видел. Возможно, заразилась от него и прихворнула
сама. Скорее простудой нежели, не дай Бог, конечно, его другой, старой
болезнью. Той, что он подхватил уже очень давно.
От этой болезни его лечили и прежде: давали какие-то сборы, настойки,
вот, не так давно - таблетки даже, когда ему было совсем худо, и он по
три-четыре кряду не мог дня встать с постели, а тело вновь покрылось
мерзкими гноящимися непрерывно язвами, очень долго не заживающими. Что ему
давали, и помогло ли лекарство - он не мог сказать. Командир утверждал,
имея на то основания, - до провозглашения независимости он работал в
морге, - что у него иммунодефицит. Как после рожи. А, может, и, собственно,
рожа, вспоминая учебник медицины, читанный в бесконечно давние времена,
командир уверенно сказал, что рожа практически не заразна.
Последнее утверждал каждый. И, кажется, был неправ.
Довольно часть он видел крупную сыпь, то появлявшуюся, то исчезавшую
на груди, плечах, лице у некоторых воинов, крестьян, таких же пленников,