"Кирилл Берендеев. Обязательность встреч" - читать интересную книгу автора

что-то другое, как бы давая понять, что раз она занимается обеспечением
семьи, то так будет и впредь, а если он хотя бы пытался возразить - я не
говорю, настаивал, настаивать отец даже не помышлял - она резко вставала с
места и уходила, оставляя его наедине с невеселыми мыслями и с неосознанным
чувством вины перед ней. Которого он боялся и которое всегда пытался
немедленно загладить.
На свой страх и риск он искал самостоятельно - и так же безуспешно. Ни
банковских карт или книжечек счетов, ни чеков, ни облигаций и ценных бумаг
Лидия не имела. Перетряхнув не раз всю свою квартиру и, однажды,
осмелившись подмешать снотворное в чай Лидии, и ее апартаменты, обшарив в
них каждый уголок, отец не нашел даже намека на какие-либо вложения. Раз за
разом ему попадалась лишь спрятанная под его носовые платки сумма в
несколько тысяч рублей - ровно та, которую они в среднем тратили за неделю.
И ничего не всплывало более. Не удалось найти ни единой зацепки.
А это весьма странное, если не сказать больше, обстоятельство, дало
ему повод поразмыслить над другим, куда более значимым вопросом. Кто же
такая Лидия?
И в этом случае расспросы и поиски оказались напрасны. Надо отдать ей
должное, Лидия умела хранить свои тайны. И ее влюбленность в моего отца,
если таковая имела место быть, никогда не являлась основанием для огласки
интимных воспоминаний, переживаний, мечтаний.... Она говорила лишь о том,
что хотел бы услышать от нее мой отец: о том, что касалось его, ее любви к
нему, его любви к ней - ведь каждый из нас предпочтет разговор о
собственной персоне, нежели поддержит беседу о ком-то ином, - а также того,
что объединяло их, о семейной жизни, о мелочах быта, и прочем. И он слушал
ее с удовольствием, забывая о том, что хотел спросить сам. А когда
спрашивал, то не получал ответа. Лидии проще было говорить о чем угодно,
нежели о себе. А после всех тех несчастных случаев, он уже не решался на
подобные вопросы. Быть может, это послужило еще одним, дополнительным
поводом для отца молчать, оттягивая откровенный разговор до самого переезда
на новую-старую квартиру? Молчать, долгое время исполняя чужие - ставшие к
этому времени причудливой странностью - ритуалы и обязательства, молчать,
не возвращаясь к себе самому.
Да и вернулся ли он к себе? - я сильно сомневался в этом. Воздействие,
оказанное на него Лидией, оказалось слишком сильно, чтобы можно было
противостоять ему, открыть или тайно, а отец, на первых порах, во времена
своего жениховства и позже, когда не давал соприкоснуться двум Евклидовым
параллелям своих любовных страстей, и не думал делать это. А после, с
момента возвращения Лидии и начала их брака, было слишком поздно и
вспоминать о нем. Так что, когда я заговорил о начавшейся новой жизни отца,
после исчезновения возлюбленной, мне следовало бы добавить: новой во всем.
Отец уже не помышлял вернуться к нам. Да и имело ли это смысл? - я не
знаю. С момента нашего расставания прошло столько лет. Я вырос, давно ходил
в школу, давно привык к утрясшемуся за годы порядку вещей, тому, что мы
выстроили с мамой после его ухода; нежданное появление отца, все
моментально бы изменило. Нам всем пришлось бы по мере сил перестраивать
свои мирки заново, приводя их к одному, взаимосвязанному, но слепленному
уже по сильно изменившейся с прежних времен мерке. Кто знает, готовы ли мы
были к этому? Да и так ли, в силу открывшихся мне при чтении дневника
обстоятельств, было необходимо возвращаться отцу под прежнюю кровлю?