"Михаил Березин. Эвтаназия" - читать интересную книгу автора

Пояснение: коридор, комната Сердюков, напротив - комната Кузьмича,
коридор, комната-музей летчика Волкогонова, напротив - комната тети Таи,
коридор, в торце - кухня, поворот направо, ванная комната и наконец в самом
конце коридора - комната, в которой на склоне лет окопался ВПС.

Каждому из жильцов было положено собственное подвальное помещение.
Комната у меня была, пожалуй, самая маленькая, а вот подвальный отсек -
самый большой. В соседских подвалах хранились рухлядь и картошка. А у меня
все было забито до такой степени, что даже для картошки места не оставалось.
Не говоря о рухляди.
Плана подвала я рисовать не стану. Скажу лишь, что это самое мрачное
место из тех, где я когда-либо бывал. И что хранится в моем личном отсеке
тоже не скажу. По крайней мере, не рухлядь.
Рухлядью обзавестись я не удосужился, однако не накопил и морального
багажа. И это - большая удача, поскольку у тупорылых авиалайнеров,
обеспечивающих рейсы на тот свет, багажные отделения не предусмотрены.
Об этом когда-то писал Фил: об авиалиниях Земля - Рай, Земля - Ад и
т.п. Что любопытно, главный врач психбольницы, в которой он оказался,
поставил диагноз болезни, в основном опираясь на анализ его произведений. Он
даже зачитывал матери Фила выдержки из текстов.
Он говорил, что его рассказы - сплошной бред, и что они не имеют ничего
общего с реальной жизнью. И что нормальный человек такого никогда бы не
написал. Вероятно он был прав: рассказы не имели ничего общего с реальной
жизнью. Поскольку реальность наша была сплошным бредом.

- Вот вы посмотрите: авиалиния Земля-Ад. Как могут летать самолеты в
Ад, он ведь находится под землей?
- А вы что, верующий?
- Боже упаси, нет конечно! Но это известно каждому атеисту...

Пожалуй, я покину этот мир таким, каким и пришел в него. Ничего не дав
и ничего не взяв. Помнится, что-то похожее утверждала одна из героинь романа
"Ста лет одиночества". Но она имела в виду девичью невинность, а я - общие
итоги.

Над миром зависло багровое солнце...
Всю последующую неделю я впитывал в себя Момина ибн Середу. (Я бы
употребил написание Момин-Середа, если бы в голову не лезла дурацкая
ассоциация с Маминым-Сибиряком.) Безусловно, это был один и тот же автор. (Я
имею в виду Момина и Середу, а не Мамина и Сибиряка.) При близком
рассмотрении это становилось очевидным. Вот только если Момина интересовали
исключительно рефлексии человека из интеллигентной среды - это были
небольшие светлые повести о любви, забавных недоразумениях, проблемах,
возникающих у подростков и в связи с ними, а действие разворачивалось в
камерной обстановке, с участием всего лишь нескольких персонажей - в то
время, помимо Момина, в подобном жанре, на мой взгляд, наиболее успешно
работали Виктория Токарева, Дина Рубина и Анатолий Алексин, - то Середа брал
круче: в его романах уже был охвачен весь социальный спектр, а сюжет
разворачивался на манер тугой пружины. Но, пожалуй, самое главное - смена