"Михаил Берг. Нестастная дуэль " - читать интересную книгу автора


Нужно ли описывать все дальнейшее - оно и так хрестоматийно известно. Я
не был на вечере у вюpтембеpгского посланника князя Гогенлоэ-Киpхбеpга,
когда между бароном Д. и Х** состоялось решительное объяснение; мне кажется
малоправдоподобным, что барон дал Х** пощечину, хотя несколько человек
видели, как он взмахнул рукой, после чего и последовали известные слова про
"попранную дружбу" или что-то в этом роде; неведомо мне и то, почему именно
меня Х** попросил стать его секундантом: возможно, именно потому, что я
значил для него меньше, чем другие, но не исключена и случайность - он
встретил меня у дверей моего дома; я был ошеломлен услышанным, не нашел
слов, чтобы отказаться, и, кажется, сделал все, что было в моих силах, дабы
предотвратить эту несчастную дуэль. Попросил разрешения вернуться на минуту
в свой кабинет, где оставил записку, в которой сообщал, что еду с Х** на
Черную речку, - мне пришло в голову, что кто-нибудь заедет ко мне, все
поймет и помешает нам; дважды кидал пули с возка, чтобы нас могли вернее
отыскать, пытался подавать знаки, когда мы встретили на канале сани с нашими
знакомыми, - все, казалось, было в заговоре против меня.

И во время следствия, да и потом десятки раз, я повторял то, что слышал
от самого Х**: что он только поставит себя под огонь и будет стрелять в
воздух; о пощечине я не знал, как не верю в то, что она была, но если иметь
в виду вспыльчивый нрав барона и поистине безвыходное положение, в которое
он был поставлен настойчивым ухаживаньем за его женой, шуточками,
отпускаемыми скорым на язык поэтом по поводу его чересчур воинственного
вида, то трудно не согласиться, что это, да и многое другое, делало ситуацию
почти бесповоротной. Уже потом, обсуждая это несчастное происшествие с
друзьями Х**, да и моими тоже, я не только от одного Мещерского слышал, что
Х** был обречен кончить чем-то подобным, - воистину в нем было два человека:
один - добродушный - для небольшого кружка ближайших своих друзей и для тех
немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой - заносчивый и
задорный - для всех прочих знакомых; и это настроение его ума было
действительно невыносимо для людей, которых он избрал целью своих придирок и
колкостей без всякой видимой причины, а просто как предмет, над которым он
изощрял свою наблюдательность. А если добавить к сказанному многочисленные
любовные истории этого баловня чужих жен и грозы мужей, то как представить
себе, чтобы какой-то муж в конце концов не возмутился его беспардонным
ухаживаньем, не потребовал бы удовлетворения и не вызвал бы его к барьеру?

Все помню как в тумане и одновременно с той отчетливостью, какую ложная
память придает прошедшему в обратной перспективе, - хотя снегу поначалу не
было, над головой, пока мы ехали, не виднелось ни одной утренней звездочки,
и небо казалось чрезвычайно низким и черным сравнительно с чистой снежной
равниной, расстилавшейся впереди нас. Однако, едва мы миновали темные фигуры
мельниц, из которых одна махала своими большими крыльями, и проехали
ближайшую к городу почтовую станцию, я заметил, что дорогу стало все больше
заносить; ветер сильнее задул с левой стороны, сбивая вбок хвосты и гривы
лошадей и упрямо поднимая вверх снег, разрываемый полозьями и копытами.
Иногда сквозь вой метели казалось, что где-то звучит колокольчик; я даже
пару раз оглядывался, надеясь на чудо. Надежду подал и наш ямщик, прокричав
сквозь ветер: "Колокол кульерский - один такой на всей станции есть". Я было