"Михаил Берг. Вечный жид " - читать интересную книгу автора

позволите, еще: в вашем трепетном, я бы даже сказал, взволнованном рассказе
о первой встрече с женщиной, которую вы некогда обожали (кстати, я не понял:
она изменилась, подурнела, обрюзгла, ее стан расплылся, буйные волосы
потускнели, под бархатными миндальными глазами нависли явно не красящие
мешки, как-никак десять лет, шутка сказать, приличный срок, особенно для
такого нежного предмета, как женская телесная красота, или, напротив,
несмотря на изменения, которые, конечно, произошли, не без этого, что
поделаешь, годы, время, как говорят, берут свое, но то, что мы называем
внешностью пленительной особы, могла, пусть и потеряв девическую
трогательность и грациозность, приобрести лоск и таинственный шарм ухоженной
женщины, которой около тридцати, которая уже устала, но зато подробнее
знает, что ей надо, и это все обязательно, только нужно уметь увидеть,
запечатлелось в жестах рук, в привычке взбивающим приемом поправлять пену
волос и, конечно, точнее и тоньше всего, это понятно, в живых гримасах
личика, высокомерного или утомленного, насмешливого или печального,
подвижного или окаменевшего); но, минутку, я же не кончил фразу о том
поистине электрическом напряжении, возникшем между вами, милый Маятник, и
вашей пассией при столь неожиданной встрече, описанной вами весьма
оригинально, если не сказать мастерски. Но, знаете, никак не поверю, что вы
так и расстались, что даже не попытались найти Магду в самые ближайшие дни
или даже в тот же день, коль судьба впервые за десять лет свела вас вместе,
смешно сказать, в одном городе, на развилке проселочной дороги, хотя и
разделила расстоянием в несколько метров, если не саженей или даже локтей,
между трактирным навесом и обочиной? Простите, но не может быть, чтобы вас
не потянуло увидеть Магду тем же вечером. Да, конечно, сударь, вы правы, тут
нечего скрывать, да я и не собирался, зачем, не вижу резона, наоборот, в
моих интересах передать вам все тонкости и мотивы моих поступков, и, должен
признаться, вы не ошиблись. Еще не успело стемнеть, только-только спала
жара, я, придумав что-то, какую-то причину, объяснив отцу, что забыл
прикупить в лавке при трактире масло для ламп и притираний, поплелся, ругая
себя в душе и одновременно стараясь не давать ходу этим мыслям, в обратную
сторону, то есть в сторону трактира. Знаете это чувство, когда понимаешь,
что делаешь не то, но не можешь не делать, глушишь в себе сомнения, точно
боишься притронуться к больному месту, боишься как бы открыть глаза и
увидеть то, что происходит, в истинном свете? Даже не помню, как и сколько
времени занял у меня путь до трактира. Меня обманули голоса, невнятный гул
которых донесли до меня волны воздуха, когда я сделал последний поворот и
белые стены трактира, осененные камышовой шапкой крыши, открылись моему
взору. Услышав ватный рокот голосов, я решил, что теплая компания еще там и,
видно, собирается кутить до ночи. Все еще отыгрывая тощую легенду о масле
для ламп, я решил, не заходя под навес, наведаться сначала в лавку, а затем,
как ни в чем не бывало, обойти трактир с тыльной стороны и еще раз
продефилировать мимо веселящихся посетителей. Сорвав с придорожного
можжевельника пахучую веточку, я растер упругую зелень пальцами и поднес к
самому носу - не знаю более резкого и освежающего запаха. На что я
рассчитывал? С одной стороны, как вы уже поняли, я это подчеркивал, считая
важным, отбрасывающим тень, имеющим первостепенное значение: явно, в
открытую, рассудком я не давал себе никакой надежды. С другой стороны,
что-то подталкивало на всю эту авантюру, давало невероятные авансы, строило
куры ошалевшему, замкнутому на себя уму, заставляло делать необдуманные