"Ингмар Бергман. Воскресный ребенок " - читать интересную книгу автора

осталась лишь в компании дяди Карла, а также Сири и Альмы, двух
состарившихся служанок, которые, хоть и проработали бок о бок тридцать лет,
разговаривали друг с другом с большой неохотой. Лалла, тоже входившая в
бабушкин штаб, внезапно объявила, что матери требуется всяческая помощь, и в
начале июня перебралась к нам, где в самых примитивных условиях готовила
мастерские фрикадельки и несравненных запеченных щук. Мать выросла на глазах
у Лаллы, и верность старой служанки была непоколебима, наводя на окружающих
даже некоторый ужас. Мать, не боявшаяся никого на свете, иногда не решалась
зайти на кухню к Лалле и спросить, что будет на обед.
Двор представлял собой круглую, посыпанную гравием площадку, в центре
которой находилась круглая же лужайка с проржавевшими и развалившимися
солнечными часами. Рядом с кухней простирались громадные грядки ревеня, и
все это окаймлялось несколько взъерошенным, никогда не видевшим косы лугом,
тянувшимся на сотни метров до самого леса и обвалившегося забора. Густой и
запущенный лес взбирался вверх по крутому склону до скалы Дуфнес, внизу был
обрыв, слегка уходивший вовнутрь горы и отзывавшийся эхом при грозе. В
серовато-розовой горе имелась глубокая пещера, куда можно было попасть с
риском для жизни. Пещера была местом запретным и потому заманчивым. Мелкий
ручей извивался по камням вокруг подножия горы, мимо нашего забора и немного
ниже исчезал под полями, впадая в реку к северу от Сульбакки. Летом он почти
пересыхал, весной бурлил, зимой глухо и беспокойно журчал под тонкой коркой
свинцово-серого льда, а от осенних дождей звенел высоким, ломким голосом.
Вода была прозрачная и холодная. В извилинах образовывались глубокие затоны,
где водился гольян - своего рода уклейка, - служивший отличной наживкой
для перемета в реке или Черном озере. На крыше земляного погреба росла
земляника, а ниже по склону увядал престарелый фруктовый сад, все еще
приносивший черешню и яблоки. Крутая лесная тропинка спускалась к
Берглюндам, самой большой усадьбе в селении Дуфнес. Там мы брали молоко,
яйца, мясо и другие продукты первой необходимости.
Тесная долина, отвесные скальные уступы, дремучий лес, бурный ручей,
холмистые поля и, наконец, река, глубоко врезавшаяся в ущелье, мрачная и
ненадежная, пастбища и горные гряды - ландшафт отнюдь не романтический,
исполненный драматизма и тревоги. Природа здесь не отличалась ни
благожелательностью, ни особой щедростью. Хотя, впрочем: земляника, ландыши,
линнея, каприфоль - дары лета, но все это скромно, исподволь. Колючие
малинники, пригорок, поросший громадным, едко пахнущим папоротником, заросли
крапивы, засохшие деревья, сплетения корней, гигантские валуны, разбросанные
великанами в каком-то доисторическом прошлом, ядовитые грибы без названия,
но с пугающими свойствами. Девять лет мы прожили в жилище пастора Дальберга,
прилепившемся под обрывом вплотную к дремучему лесу, который уже начал
спускаться к луговине и маленькой зеленой лужайке. Когда на юго-востоке
поднимался шторм и с обширных пастбищ по ту сторону реки налетал ураганный
ветер, поставленные друга на друга, выкрашенные кое-как в красный цвет ящики
трещали по швам. Сквозь щелястые окна доносились завывания и писк, и
занавеси печально вздувались. Кто-то, очевидно обожавший детей, уверил меня,
что, если начнется настоящий ураган, все дальберговское сооружение
поднимется в воздух и улетит к скале. Все сооружение целиком, вместе с
семейством Бергманов, лесными мышами и муравьями. Спасутся лишь обитатели
барака - крот Эйнар, Лалла, Мэрта и Май. В глубине души я не очень-то верил
в эти россказни, но когда разыгрывалась буря, предпочитал залезать в постель