"Джеймс Ли Берк. Пленники небес ("Робишо" #02) " - читать интересную книгу автора

джинсовую рубаху вместо пижамы: она не могла оторвать испуганных глаз от
телеэкрана. Показывали документальный фильм о Второй мировой войне, солдаты
шли строем по грязной дороге, а за их спинами лежал в руинах итальянский
городок. За плечами вещевые мешки, в растянутых ухмылкой губах - дымящаяся
сигарета; один парень нес щенка, завернув его в полу полевой куртки. Но
вовсе не освободители Европы виделись Алафэр. Когда я взял ее на руки,
худенькое тело била дрожь.
- Когда придут солдаты? - спросила она по-испански, уставившись на меня
испуганными вопрошающими глазами.
Ей много о чем хотелось спросить, но наши с Энни познания в испанском
были слишком скудны, чтобы ответить; дело было не только в словах - никому
из нас, взрослых, не хотелось сообщать перепуганному ребенку о смерти
матери. Должно быть, девочке и сейчас снились руки, сжимающие ее бедра и
подталкивающие дитя к спасительному кислородному мешку; может быть, она даже
считала меня, поднявшего ее из морской пучины на свет Божий, кем-то вроде
святого, способного воскрешать из мертвых. Она с надеждой смотрела в мои
глаза, надеясь увидеть в них отражение глаз своей матери. Но ни у меня, ни у
Энни не хватало духу произнести слово muerto - "мертвый" по-испански.
- Adonde ha ido mi mama? - вновь спросила она на следующее утро.
Может быть, ее вопрос и предположил самый лучший ответ, который мы
только могли дать ей. Она не спрашивала, что случилось с ее матерью, она
хотела знать, куда ушла ее мать. И тогда мы все вместе отправились в церковь
Св. Петра в Нью-Иберия. Можно, конечно, упрекнуть меня в том, что я нашел
самый простой выход. Но, по моему твердому убеждению, лучше уж так, чем
напрямую. Слова бессильны решать вопросы жизни и смерти, смерть не станет
менее ужасной оттого, что кто-то тысячу раз объяснит на словах, что она
неизбежна. Мы взяли ее за руки и ввели в церковь, туда, где под статуями
Девы Марии, Иосифа и младенца Иисуса на витых металлических подставках
горели восковые свечи.
- Твоя мама у Боженьки, - сказал я ей по-французски, - он взял ее на
небо.
Она, моргая, смотрела на меня.
- На небе? - по-испански переспросила она.
- Да, на небе, - повторил я сначала по-английски, затем по-французски.
- En el cielo, - сказала Энни. - На небесах.
Сначала Алафэр ошалело уставилась на нас, потом губы ее сжались, а в
глазах появились слезы.
- Ну, ну, малышка, - сказал я ей и усадил ее на колени. - Пойдем и
поставим свечку. За твою маму, - добавил я по-французски.
Я зажег трут о горящую свечу и отдал его Алафэр, затем, взяв ее руку,
помог ей поднести трут к фитильку свечи в красном стеклянном стакане.
Капелька расплавленного воска слезинкой упала вниз; мы зажгли другую свечу,
затем третью...
В заплаканных глазах Алафэр отражались красные и синие блики от свечей,
горящих в стаканах на подставке. Она крепко обхватила ногами мое бедро,
обвила руками мою шею, щекой я чувствовал тепло головки. Энни протянула руку
и погладила девочку по спинке.
Когда на следующее утро я открыл дверь, чтобы отправиться на работу,
верхушки деревьев еще скрывали розовое рассветное солнце. Стояло безветрие,
вода у окруженного кипарисами берега была темной и неподвижной, только