"Исайя Берлин. Противники просвещения " - читать интересную книгу автора

последователей любые правила и предписания смертоносны; они могут быть
полезны в повседневной жизни, но ни к чему великому не приведут.
Английские критики были правы, когда полагали, что оригинальность
подразумевает нарушение правил, что всякий творческий акт, всякое яркое
прозрение предполагает равнодушие к предписаниям деспотических
законодателей. Правило, говорил он, как девственность весталки, может
принести плод, только будучи нарушено. Природа способна на самые дикие
выдумки, и было бы детской наивностью пытаться втиснуть ее в тесноту
рационалистических категорий, утеху сухих и тщедушных философов.
Природа - чудный танец, а так называемые "практические люди" подобны
лунатикам, которым слепота служит залогом безопасности и удачи; если бы
они увидели реальность как она есть, они сошли бы с ума.
Язык - прямое выражение исторической жизни обществ и народов: "...двор
любого монарха, любая школа, любая профессия, любая корпорация, любая секта
имеют свой язык"9. В значение этого языка я проникаю посредством стра-

9 Hamann Werke. Vol. 2. P. 172. сти, на правах "друга, наперсника,
любовника"10, а не посредством правил, этих универсальных ключей, которые
на самом деле ничего не открывают. Французские "филозофы" и их английские
последователи уверяют нас, что люди стремятся лишь получить удовольствие
и избежать боли, - это ли не нелепость? Люди стремятся жить, творить,
ненавидеть, есть, пить, поклоняться, жертвовать, понимать, они стремятся
ко всему этому и не могут иначе. Жизнь есть деяние. Она постижима только
для тех и теми, кто вглядывается в себя и "нисходит в ад самопознания"11,
как учили нас великие основатели пиетизма - Шпенер, Франке, Бенгель. Не
высвободившись из смертельных объятий безличной научной мысли, лишающей
все, чего она касается, жизни и неповторимости, человек не сможет понять
себя и других, понять, как и почему мы становимся тем, что мы есть.
Если речь Гамана питалась внезапными, иррегулярными озарениями его
духа, то его ученик Гердер попытался сконструировать стройную систему,
объясняющую природу человека и его опыт в истории. Испытывая глубокий
интерес к естественным наукам и многое из них, в особенности - из биологии
и физиологии, для себя почерпнувший, куда более, чем фанатический Гаман,
склонный прислушиваться к французам, Гердер в той части своего учения, что
была усвоена вдохновленными им направлениями мысли, осознанно выступал
против социологических посылок французских просветителей. Он верил, что
понять любое явление можно только в его индивидуальности и развитии, для
чего необходима способность к Einfьhlung ("вчувствованию") в мировоззрение
и неповторимый характер художественной традиции, или литературы, или
социальной организации, или народа, или культуры, или периода истории.
Чтобы понять поступки людей, мы должны проникнуть в "органическую
структуру" общества, в свете которой единственно и могут быть поняты


10Ibid.
P. 171.


11 Ibid.
P. 164.