"Исайя Берлин. Естественная ли наука История? " - читать интересную книгу автора

которое призвана охватить, и с тем меньшим правом, собственно, ее можно
называть моделью. Теория, построенная на гипотезах, призванных ad hoc
описывать тот или иной феномен, скажем, всякое отклонение от нормы,
окажется, как в случае Птолемеевых эпициклов, в конце концов полезной.
Исключение, игнорирование того, что лежит за определенными границами,
неотделимо от самого понятия модели. Поэтому, мне кажется, если мы принимаем
мир таким, каков он есть8, полезность теории или модели прямо
пропорциональна числу случаев и обратно пропорциональна числу характеристик,
которые она успешно описывает. Следовательно, человек оказывается перед
выбором противоположных благ, предоставляемых ему, соответственно,
экстенсивным и интенсивным подходом, то есть широтой охвата теории и ее
содержанием.
7 Или значимых сходств, то есть тех, которые нас в том или ином аспекте
интересуют.

8 Это эмпирический факт. Мир мог бы быть устроен иначе; например, если
бы у мира было меньше характеристик и их разные значения сосуществовали или
совместно встречались с большей степенью единства и регулярности, то
исторические факты мало чем отличались бы от фактов естественных наук. Но в
таком случае целиком иначе был бы устроен сам человеческий опыт, и его
невозможно было бы описывать с помощью тех категорий и концептов, которыми
мы привыкли пользоваться. Чем регулярнее и единообразнее устроен мир, тем
меньше он похож на наш и тем меньше наша способность вообразить его и
предположить, каков бы был наш опыт, если бы мы в нем жили.

Наиболее строгие и универсальные модели предоставляет нам математика,
поскольку она работает на максимально возможном уровне абстракции от
природных условий. Подобно ей, физика сознательно игнорирует практически все
и рассматривает лишь очень узкий набор характеристик, общих для всех
материальных объектов, а силу и охват (и ее величайшие триумфы) нужно прямо
приписать тому, что она игнорирует все характеристики, за исключением
избранных, обладающих универсальностью и повторяемостью. Чем ниже мы
продвигаемся по этой шкале, тем богаче по содержанию становятся науки, но
тем меньше в них строгости, тем меньше применимы к ним количественные
подходы. Экономика - наука точно в той мере, в какой она способна исключить
из рассмотрения те аспекты человеческой жизни, которые не связаны с
производством, потреблением, обменом, распределением и так далее. Попытки
экономистов исключить из рассмотрения психологические факторы, такие, как,
например, пики человеческой активности или разнообразие целей и состояний
души, которые получают через них выражение, или исключить моральные или
политические соображения - оценку мотивов и последствий или удовлетворение
интересов группы или индивидуума, - оправданы лишь в той мере, в какой они
хотят максимально приблизить экономику к естественной науке, то есть
сообщить ей способности анализировать и предсказывать. Если же кто-то
посетует на то, что такая экономика слишком многое выносит за скобки или
неспособна разрешить некоторые фундаментальные проблемы индивидуального и
социального процветания, то есть те самые проблемы, которые и породили саму
науку экономику, ему можно ответить, что он вправе рассматривать те стороны
жизни, которых экономика не рассматривает, разрешая, например, моральные,
психологические, политические, эстетические, метафизические вопросы, но лишь