"Жорж Бернанос. Дневник сельского священника " - читать интересную книгу автора

что такое богатство Фландрии, ее чернозем! Не надо требовать от нас красивых
речей, от которых падают в обморок набожные дамы, однако и мы тоже можем
выставить немало мистиков, мой мальчик! И мистиков не чахоточных, нет. Мы
жизни не боимся: в наших жилах течет добрая грубая кровь, красная и густая,
она пульсирует у нашего виска, даже когда мы полны до краев можжевеловой
водкой, даже когда не помним себя от гнева - фламандского гнева, который
быка может свалить с ног, - добрая кровь, куда добавлен чуток голубой
испанской, как раз в меру, чтобы сделать эту смесь огненной. Ну, словом, у
тебя свои печали, у меня свои - вполне вероятно, не те же самые. С тобой
может случиться, что ты не потянешь упряжку, а я в упряжке взбрыкивал, и не
раз, уж поверь. Если бы я тебе рассказал... Но это не сегодня, сейчас ты
слишком не в себе, еще упадешь в обморок от слабости. Вернемся к моему
младенцу Иисусу. Вообрази, что поперингский кюре, там, у нас, с согласия
генерального викария, надумал, умная голова, направить меня в Сен-Сюльпис.
Сен-Сюльпис в их представлении был чем-то вроде Сен-Сира или Сомюрского
высшего кавалерийского училища - одним словом, военной академией для
начинающих церковнослужителей. К тому же у господина моего батюшки (в
скобках: я сначала подумал, что он шутит, но похоже, что г-н торсийский кюре
никогда иначе и не именует своего отца: может, так было принято прежде?), у
господина моего батюшки кое-что водилось в мошне, и он считал долгом угодить
епархии. Только вот загвоздка!.. Как увидел я эту старую запаршивевшую
казарму, провонявшую жирным бульоном, брр!.. И всех этих парней, до того
отощавших, бедняги, что даже в фас они выглядели как бы в профиль... Короче,
мы, вместе с тремя-четырьмя добрыми товарищами, не больше, попортили немало
крови преподавателям своими выходками, ничего особенного, так, слегка
буянили. Первые в работе и в трапезной, ничего не скажешь, но в остальном...
сущие чертенята. Например, как-то вечером, когда все улеглись, взобрались на
крышу и ну мяукать... впору весь квартал разбудить. Наш наставник вскочил с
кровати и давай креститься, несчастный, решил, что все окрестные коты
назначили свиданье в святой обители, что бы поведать тут друг другу
всяческие мерзости - шутка дурацкая, не спорю! В конце триместра эти господа
отправили меня восвояси с соответствующей характеристикой! Не глуп, хороший
мальчик, добрый по природе, и пошло-поехало. Короче, я годен только коров
пасти. А я ни о чем другом не мечтал, как быть священником. Быть священником
или умереть! Сердце мое так кровоточило, что Господь Бог попустил меня даже
испытать соблазн покончить с собой - право слово! Господин мой батюшка был
человек справедливый. Он отвез меня на своей одноколке к его преосвященству,
вооружившись записочкой от моей двоюродной бабки, настоятельницы намюрского
монастыря Целования Мариина. Монсеньер тоже был человек справедливый. Он
тотчас допустил меня к себе в кабинет. Я кинулся ему в ноги, рассказал об
искушении, которое испытал, и неделю спустя он отправил меня в свою
семинарию, заведение не слишком модное, но солидное. Не в том суть! Я могу
сказать, что видел смерть в глаза, и какую смерть! Так что с этого момента я
решил принять свои меры предосторожности, не умничать. Не осложнять себе
жизнь, не высовываться, как выражаются военные. Мой младенец Иисус слишком
мал, чтобы чересчур уж интересоваться музыкой или литературой. И он,
пожалуй, даже скривился бы, увидя, что люди, вместо того чтобы задать свежей
соломы его быку или вычистить скребницей осла, только закатывают глаза.
Он подтолкнул меня в спину, выставляя из комнаты, и от дружеского
шлепка его широких ладоней я едва не упал на колени. Потом мы выпили вместе