"Жорж Бернанос. Новая история Мушетты " - читать интересную книгу автора

Они останавливаются перед другой хижиной, ее Мушетта знает хорошо.
Зовется она "Со свиданьицем". Дровосеки по весне складывают здесь свой
инструмент. Сейчас там никого. Дверь подается при первом же ударе ногой.
- Вот удачно-то получилось, что я сюда позавчера заглянул, - говорит
мосье Арсен. - И дрова есть сухие и свечка. Такой разведем огонь, что только
держись! Хочу, чтобы к утру побольше золы накопилось, на полную тачку, тогда
я скажу, что целый день, мол, здесь просидел, в тепле.
Они присаживаются по обе стороны очага, и Мушетта не спускает глаз со
своих башмаков. Размышлять для нее дело совсем непривычное, и она даже не
сознает, каких усилий ей это стоит. Если ей и случалось отлететь от самой
себя на крыльях мечты, то уже давно забыты те тайные тропки, по которым
возвращаешься обратно. Сейчас ей просто чудится, будто все пламя жизни, всей
ее жизни, сосредоточено теперь в единой точке, что гнездится в груди, в
самой наболевшей точке, и мало-помалу она приобретает твердость алмаза,
неистребимый его блеск. Да, да, алмаза; алмаз - это такой волшебный камень,
и Мадам уверяет, что алмазы находят в черной сердцевине угольной глыбы, где
они пролежали века и века. Она не смеет взглянуть на мосье Арсена. Но еще
страшнее услышать его слова. Одно-единственное слово, произнесенное в этой
тиши, и она, Мушетта, разобьется, словно стекло.
- Слушай, девочка, - вдруг начинает он, - много или мало я тут тебе
наболтал, видно, надо уже все до конца выложить. Да, впрочем, завтра ты и
десяти шагов от дома не отойдешь, как такого наслушаешься. Я-то людей знаю.
Мухи вроде не обидят, а как завидят лужу крови, так непременно им нужно туда
нос совать и язык распускать. Ну и черт с ними! Учти, не каждый день
приходится доверяться девушке, особенно девушке твоих лет - вернее, просто
девочке. Поэтому подыми голову и смотри мне в лицо, прямо в лицо, как
мужчина мужчине.
Она мужественно пытается сделать так, как он ей велит. Но всякий раз,
встретившись глазами с мосье Арсеном, она невольно отводит взгляд, скользнув
по его лицу, он неудержимо клонится долу. Не может она с ним управиться: ну
словно капля масла, сползающая вниз по клеенке. Только с огромным трудом
удается ей зацепиться взглядом за вырез его рубахи, как раз в том месте, где
на смуглой коже, позолоченной огнем, чернеет родинка.
- Прямо беда, - говорит он, пожимая плечами. - Вот вы, женщины, даже
самые молоденькие, и то не можете обойтись без кривляний. В конце концов
делай как знаешь, хочешь - гляди на меня, хочешь - нет. Только зря ты
воображаешь, будто я наобум действую. Пусть я здорово набрался, все равно
голова у меня варит. Так вот, хочешь знать, почему я тебя уважаю? Уважаю с
тех самых пор, как при мне твой папаша здорово тебе всыпал в тот вечер,
когда была, ярмарка в Сен-Венане, помнишь? Он тебя по заду шомполом молотил,
а ты ухитрилась обернуться и посмотреть ему в лицо так дерзко, что он тебе
еще вдобавок пощечину залепил. А ты спокойненько уселась в уголок у окна,
поправила юбчонку, и на глазах хоть бы слезинка, сухие глаза, как трут для
огнива. Знаешь, как меня самого в детстве лупили, но ты, ты... ей-богу, меня
даже стыд разобрал. А я-то тебя считал... считал...
Он долго ищет подходящего слова, но не находит. Лицо его внезапно
становится словно каменное.
- По-моему, я человека убил, - произносит он. - Только теперь какой уж
он человек, был да сплыл!
Она не шелохнулась. Только прерывисто вздохнула раз, другой. Словно бы