"Анна Берне. Брут: Убийца-идеалист " - читать интересную книгу автора

Брута в Ад, и не просто в Ад, но в самый нижний круг его рядом с Иудой,
предавшим Христа. А у римского поэта Лукана он чуть ли не один из
небожителей. Шекспир делает его героем своей знаменитой трагедии (ибо, хотя
она называется "Цезарь", главный герой несомненно Брут). Так кто же он, этот
Брут - неслыханный злодей или святой мученик? Трудность ответа на этот
вопрос заключается еще и в том, что Брут обладал редким обаянием. Чарам его
поддались такие разные люди, как Цицерон, Цезарь и даже Марк Антоний! Эти
чары довлеют и над историками Нового времени. Например, знаменитый Г.
Буассье, описав чудовищные ростовщические махинации Брута в провинции,
заключает свой рассказ так: "Нельзя, все же, сомневаться в его бескорыстии и
честности"(!)*. По меньшей мере странный вывод! По-видимому, чары Брута все
еще так могущественны, свет, исходящий от его личности, так велик, что нам
трудно всмотреться в его истинные черты.

* Буассье Г. Цицерон и его друзья. Очерк римского общества времен
Цезаря. М., 1915. С. 309.


Каждый человек в своей жизни испытывает влияния различных людей --
родителей, друзей юности, наставников. У Брута подобные влияния были
особенно сильны. Человек догматического склада ума, ригорист, следовавший
строгим, раз навсегда установленным правилам, он в то же время удивительно
подпадал под влияния других людей, которые до некоторой степени и
предопределили его судьбу. И первым из них был Марк Порций Катон Младший,
или Утический. Под его знаком прошли детство и юность нашего героя.

Катон был воистину святым римского пантеона. Даже ярые враги
республиканцев признавали его величие. Веллей Патеркул, придворный историк
Тиберия, чернивший врагов Цезаря, пишет о нем: "Это был человек, совершенно
подобный самой Доблести, духом приближавшийся уже не к людям, а к богам...
чуждый всех человеческих пороков" (Vell., II, 35). Саллюстий, друг и клеврет
Цезаря, смешивавший с грязью Цицерона и всех прочих республиканцев, говорит,
что в его время, когда люди измельчали, он встретил на своем пути только
двух великих героев. То были Цезарь и Катон (Sall. Cat, 53). Философ Сенека,
воспитатель Нерона, много изучал биографию Катона. Для него ясно, что это
уже не человек. Это существо "чистейшее" и "святейшее". Он советует всем
поставить перед собой мысленно образ Катона, чтобы равнять по нему свою
жизнь, чтобы он поддерживал нас в трудную минуту (Sen. Ер., 67, 13; 116, 10;
25, 6). Культ Катона таким образом пережил Республику. Но он пережил и самый
Рим. Данте, как я уже упоминала, поместил Брута в Ад. Дело в том, что он был
ярым монархистом и Цезарь для него - орудие Божие. И все же Цезарь
находится в том же Аду, правда, в первом его круге, где пребывают все
древние мудрецы, не знавшие Христа. Правда, есть одно исключение. Это Катон.
Он - страж Чистилища, на вершине которого душа обретает свободу. Поэт
толкует одно место из Лукана. Жена в старости возвращается к Като-ну. Это
значит, говорит он, что душа в конце жизни вернулась к Богу. "И какой
смертный более, чем Катон, достоин обозначать собою Бога? Конечно, ни один"
(Пир, IV, 23). А Катон был язычник, ярый республиканец и самоубийца!

Культ Катона начался при его жизни. Имя его уже тогда вошло в