"Томас Бернхард. Дождевик" - читать интересную книгу автора

изделий... Настоящая эта кожа или нет?--спрашивает он себя, и какая...
Телячья? Овечья? Шевровая? Или: а может, материал английский? Лица не вижу.
говорит, и еще выше подымает плечи, совсем жалкий, и все повторяет: лица не
вижу, не вижу... Но я-то ваше лицо хорошо знаю, сказал я, пишет Эндерер,
вдруг мне захотелось самому заговорить, пишет Эндерер, чтобы Хумер,
говоривший без остановки, замолчал, и я сказал: я-то вас точно знаю
давным-давно--и прибавил совсем зря: лицо у вас совершенно особенное, и тут
же я почувствовал, как некрасиво так говорить, какая низость вдруг заявить
человеку: у вас лицо совершенно особенное, и мой собеседник, наверно, это
почувствовал, думаю я и тут же говорю: в отличие от вас я не на башмаки
смотрю, как вы, и не на брюки, а сразу на лицо, в лицо. Да, сначала--в лицо.
И, помолчав: одежда человека меня не интересует, меня интересует только
лицо, и я несколько раз повторил: меня не интересует, как люди одеты, меня
всегда интересуют их лица... Смотрю в их лица, и многое в этих людях
становится мне понятным, пишет Эндерер, и я вдруг подумал: ходят всякие люди
в своих дождевиках, серых, зеленых, действуют друг другу на нервы, в этих
дождевиках,--и вдруг говорю вслух своему посетителю: в таком дождевике любая
погода нипочем!--а про себя думаю: да ты ненавидишь все, что связано с этими
дождевиками,--и вслух повторяю: нет, мол, ничего полезней, чем такой плащ. и
чем больше его занашиваешь, говорю, да, так и сказал: занашиваешь--и вышло
как-то невежливо, ужасно невежливо--занашиваешь. И чем дольше занашиваешь,
говорю, тем больше привыкаешь к этой одежде, говорю, а мысль, что на Хумере
плащ моего дядюшки, утонувшего восемь лет назад в реке Силь, не дает мне
покоя: с одной стороны, меня интересует судьба этого Хумера, с другой
стороны--его дождевик, и я себя спрашиваю: что же тебя больше
интересует--дождевик Хумера или его судьба, и. надо сказать, что все же меня
больше интересовал дождевик Хумера, чем его судьба, его беда, о которой он
мне сказал, я уже все понял, но беда его меня интересовала куда меньше, чем
его плащ, однако я не стал спрашивать: откуда у вас этот плащ? Может, думаю,
такого человека, как этот. Хумер, надо прямо спросить, всякие намеки тут ни
к чему, но я его не спрашивал, думал, конечно, все время, спрошу или нет: с
одной стороны, мне было любопытно, а что Хумер мне ответит, если я его
спрошу: где вы достали (купили, нашли и т. д.) этот плащ?--но с другой
стороны, я боялся ответа, все равно какого, я любого ответа боялся. Я
подумал, пишет Эндерер. хватит тебе думать про этот плащ. забудь о нем.
довольно, но лишь только я твердо решил--больше про хумеровский плащ не
думать, забыть его, выключить его. опять мне в голову ничего, кроме этого
плаща, не лезло. Однако я не решился спросить у Хумера, откуда у него этот
дождевик. Я подсчитал и сказал себе: восемь лет, ну конечно, восемь лет тому
назад в таком плаще мой дядя Воррингер бросился в реку Силь и его выкинуло
на берег за Прадлем. но без плаща, да, без плаща, думал я, но вместо того.
чтобы сказать перейдем к делу или спросить: кстати, откуда у вас этот
плащ?--а главное, сказать, что на плаще Хумера, как и на плаще моего дядюшки
Воррингера. шесть петель обшиты шевровой кожей и что из этого можно,
безусловно, заключить, что дождевик Хумера и есть дождевик моего
дяди,--вместо всего этого я сказал, что сужу о человеке по его лицу, никаких
других примет я во внимание не принимаю, сужу исключительно по лицу
человека, а вот вы судите людей по платью... Кстати, говорю, мое-то платье
довольно среднего качества, что для адвоката несколько странно, говорю...
Но, разумеется, то, что он, Хумер, одет плоховато, связано с тем, что жизнь