"Александр Берзин. Портрет Ценшаба Серконга Ринпоче" - читать интересную книгу автора

снисходительно улыбнулся этой моей типично западной привычке, заключающейся
в необходимости словесного подтверждения того, что было и так совершенно
очевидно.
Затем, хотя вслух о свои намерениях он ничего и не говорил, Ринпоче
начал методично готовить меня для работы переводчиком. Сначала он работал
над развитием моей памяти. Каждый раз, когда я навещал его, Ринпоче зачастую
совершенно неожиданно просил меня повторить слово в слово то, что он только
что сказал. Точно так же он просил меня повторить то, что только что сказал
я сам. Когда в 1975 году я начал переводить для него, Ринпоче часто просил
меня пересказать ему на тибетском то, что я только что перевел на
английский, чтобы убедиться, что не было ошибок, дополнений или пропусков.
Фактически на протяжении всех восьми лет, в течение которых я служил его
переводчиком, я чувствовал, что всякий раз, когда Ринпоче просил меня
подобным образом пересказывать ему мой перевод, это означало, что я
действительно не понял то, что он имел в виду. Каким-то образом он всегда
безошибочно определял такие моменты.
В конце занятия Ринпоче обычно подводил краткие итоги пройденного
материала, а затем просил и меня сделать то же самое. Таким образом он учил
меня не только переводить длинные высказывания, но также и самому давать
учение. Иногда он даже вступал в беседу со своими помощниками, пока я делал
заключение, проверяя таким образом мои способности концентрироваться.
Хороший учитель не должен отвлекаться или терять присутствие духа из-за
внешнего шума.
Когда Ринпоче обучал меня наедине, он никогда не разрешал мне делать
записи. Мне приходилось все запоминать и позже по памяти составлять
конспекты. Вскоре Ринпоче начал по окончании уроков давать мне так много
поручений, что только поздно ночью у меня появлялось время делать какие-либо
записи. И наконец, Ринпоче иногда делал паузу во время учений, которые я
переводил, и в качестве отступления конфиденциально объяснял мне что-нибудь,
касающееся абсолютно другой темы, связанной с моими личными занятиями.
Потом, не дав мне ни паузы на размышление над его словами, ни возможности
что-либо записать, он возвращался к текущему учению.
Если я задавал Ринпоче вопрос о том, что он раньше мне уже объяснял, он
сурово отчитывал меня за мою забывчивость. Помню, я однажды спросил его о
значении одного термина, и Ринпоче резко ответил мне: "Я объяснил тебе это
слово семь лет назад! Я ясно помню это. Почему ты не помнишь?" В
действительности, как он однажды мне заметил, чем старше он становился, тем
яснее становился его ум.
Серконг Ринпоче был заинтересован не только в развитии у меня хорошей
памяти, но также в точности моего перевода. Из своего опыта обучения
западных людей он сделал вывод, что основной причиной неправильного
понимания является искаженный перевод некоторых специальных терминов.
Поэтому он работал со мной над разработкой новой терминологии на английском
языке. Он терпеливо объяснял значение каждого тибетского термина и затем
выяснял точное значение возможных английских эквивалентов, для того чтобы
попытаться привести термины в соответствие. Ринпоче всегда поощрял мои
эксперименты с новыми терминами вместо слепого следования хотя и
устоявшимся, но зачастую некорректным формам перевода. Стандартная тибетская
терминология, используемая для перевода буддийских текстов с санскрита, в
течение веков постепенно эволюционировала. И это совершенно естественно,