"Владимир Бешлягэ. Игнат и Анна " - читать интересную книгу автора

забора, а подбородок на руки, и все это накрыто огромной косматой кушмой. -
Что же ты не отвечаешь, я тебя спрашиваю: что слышно здесь, в вашей махале,
на шоссе?" "Ага, - наконец соображает Гулица, чего добивается от него этот
ладный бравый старик с таким гладким и не по годам звонким румянцем. - Нет,
нет ее, съехала от бабы Иоаны". "Когда?" - коротко спрашивает Иосуб. "Месяца
два как..." - "Мэй, Гулица, вы же махаляне, соседи, не можешь ты не знать,
если у них черт те что, у докторши с сыном... Ты мне лучше признайся,
слышь..." "Слышу, слышу", - кивает головой человечек, провожая глазами
Иосуба Чунту, уходящего по шоссе туда, где виднеется задранная в небо
балясина шлагбаума, позабытого здесь со времен карантина. Примерно такой
разговор состоялся неделю тому назад у Иосуба Чунту с Гулицей, многодетным
соседом Игната, когда старик приходил проведать сына и опять же не застал
его. Возникал этот разговор и прежде и после, только всякий раз протекал он
так, да не так: о Рите Семеновне, конечно, старик и не заикался. Лучше всего
было бы расколоть самого Игната, потолковать по душам, порасспросить его,
что делает и как дальше думает меж двумя бабами изворачиваться. Вчера Иосуб
почти было причастился к истине. Выследив Игната и докторшу у Виторицы, где
частенько старик пировал с корешами и куда, кстати сказать, Рита Семеновна
перебралась от бабы Иоаны, Иосуб вприпрыжку помчался к Игнату в дом и таки
застал его лопатящим цемент на дворе в костюме с иголочки. Ясное дело, через
четверть часа пожаловала прелестная докторша, и, чтобы его парочка
наконец-то угодила в капкан, он их на минутку оставил. Притворившись, что
уходит, Иосуб выбрался на дорогу и пройдя вдоль забора вниз, внезапно
пересек улицу, заглянул на ходу во двор бабы Иоаны, так, на всякий случай,
но там было пусто, и, перебежав шоссе, он снова ворвался в Игнатову калитку
и прямо к двери, пригнувшись... на ней висел замок! И все же не верилось,
что ошибся, и он сунулся под окно и, приложив к стеклу ладони, стал
заглядывать внутрь: может, они как-нибудь в комнатах, черт их знает,
забрались - и концы в волу. Убедившись в наследственной Игнатовой ловкости,
старик отступил, бежал с поля боя...
Иосуб замедляет шаг. Вот и высокое цементное крыльцо сельсовета, а на
улице люди. Старик щурится, ему кажется, что один из них - его сват Симион
Негарэ. А другой кто? Никак, Петря-инженерок, Симион шепчется с Петрей! Вот
бы сейчас подкатить к свату этакой павой, распустить хвостище и впервые в
жизни хлопнуть его по плечу: "Бре, Симион, бре! Спроси своего прозванного
зятюшку, какую залетку он сажает в пролетку. А еще и Мургу ему по ночам
запрягай, как брандмейстеру на пожар..."
Он отворачивается, прячет лицо в ладонях. Со стороны могло бы
показаться, что человек крошки вытряхивает из бороды, или мошкару отгоняет,
или молится, на худой конец. На самом же деле он прикрывает лицо от людей,
стоящих у сельсовета. Сейчас узнают и поднимут крик: "Гля, кто идет!" -
"Неужто чертяка Иосуб из своего болота повылез?" - "Ах, что за сапожки на
нем! Голову про заклад, жениться надумал!" - "Как пасхальные яички
надраил!.."
- Эй, стой! - словно за соломинку ухватившись, кричит он, отчаянно
голосуя грузовику, с надрывным воем ползущему в гору. Шофер тормозит,
высовывается из кабины:
- Чего тебе, дядя Иосуб?
Старик не стал объясняться, обошел радиатор и мгновенно очутился в
кабине. Водитель в кепаре, сдвинутом на нос, аж глаза выпучил: