"Альфред Бестер. Дьявольский интерфейс" - читать интересную книгу автора

образом. Можно в центрифуге, которая крутится со скоростью тысячу оборотов
в минуту. А можно в вакуумной камере попкой на тонком слое ртути. Еще
лучше - в гробу для криоконсервации, при температуре минус сто и с
закрытой крышкой. Торжественно обещаю быть гением извращенности.
- Ур-ра! Я тащусь! - завизжала наша Фе-ерическая наверху блаженства и
бросилась мне на шею с таким же счастливо-триумфаторским видом, с каким
она висла на мне, когда восемь месяцев назад спереди у нее появились
долгожданные холмики.
- Моя Фе-шенебельная, - сказал я, - мне досадно, что ты такая нудная
конформистка. В наше время по-настоящему эпатирует только традиционный
секс, без извращений. А теперь марш в больницу ухаживать за Хрисом. Чтоб
он там не тосковал в одиночку. Он записан под именем И.Христмана. Скажи
персоналу, что ты личный ассистент профессора Угадая, и увидишь, как они
будут ползать перед тобой на брюхе.
- Итак, Фе, - сказал Секвойя, - если ты согласна, жду тебя завтра
утром в восемь.
Она шлепнула ладошкой по его ладони, прощебетала: "Заметано!" - и
умотала из бара, пройдя сквозь рекламную фигуру Луи Пастора, который,
размахивая пробирками, навязывал посетителям "самое эффективное в мире"
средство против тараканов.
Мы сняли пару девиц - студенток, по их собственным словам. Впрочем,
они и впрямь могли быть студентками - одна из них была такой грамотной,
что всю дорогу твердила алфавит - правда, на "Л" спотыкалась и начинала
снова. Все было бы хорошо, если бы ее можно было остановить хотя бы на
шестом круге.
Мы повели телок на хазу Секвойи - в просторный вигвам, вход в который
охраняли три дрессированных волка. Когда мы осторожненько прошли внутрь,
наполовину протрезвев от близости свирепых тварей, я просек, зачем волки:
вигвам был набит таким антиквариатом, какого я и в музеях сроду не видал.
Мы с Секвойей трахнули студенточек, махнулись ими и обслужили себя
еще по разу. Потом Вождь приготовил ужин в большой микроволновой печи:
кролик и белка, сдобренные луком, перцем и томатами - с кукурузной мукой и
бобами. Это блюдо он называл "мсикаташ" - мировая закусь, скажу я вам.
Девицы прохрюкали, что это "атас". Я проводил фифочек домой - они ютились
в фюзеляже "Мессершмитта" на складе декораций и бутафории местной
телестудии.
После этого я связался с Полисом, который находился в Париже.
- Привет, Сэм. Это Гинь. Можно я спроецируюсь к тебе?
- Валяй.
Его парижская хаза утопала в лучах утреннего солнца, Пепис вкушал
завтрак. Вы можете подумать, что, будучи историком Команды бессмертных, он
воображает себя Тацитом или Гиббоном. Ничего подобного. Ему больше
нравится корчить из себя Бальзака. Особенно потому, что Бальзак дома не
вылезал из свободного балахона наподобие монашеской рясы. Вот и сейчас
Пепис сидел в буром мешке до пят. У всех бессмертных есть свои причуды,
каждый с прибабахом.
- Рад видеть тебя. Гинь, - сказал он. - Присаживайся и хлебни
кофейку.
Шутит, сукин сын. Когда проецируешься, ты всего-навсего двухмерный и
приходится постоянно двигаться, чтобы не просачиваться через мебель или