"Майкл Бейджент. Бумаги Иисуса" - читать интересную книгу автора

весьма далекое от иудаизма. Это особенно заметно в диалоге между одним из
отцов церкви Иустином Философом, жившим во втором веке н. э., и еврейским
философом по имени Трифон. Последний приводит весьма разумные доводы:

"...те, которые утверждают, что Он был человек и по избранию помазан и
сделался Христом, - говорят справедливее..."
Эта задержка с появлением официального собрания христианских текстов
ставит под сомнение глубоко укоренившееся за последние 1500 лет убеждение,
что каждое слово Нового Завета есть правдивое изложение слов самого Бога.
Для независимого наблюдателя более вероятным выглядит предположение, что
Новый Завет был не только намеренно приписан Богу, который вряд ли одобрил
бы расширенное толкование веры, но также специально сфальсифицирован группой
людей, которые из корыстных побуждений и властолюбия желали контролировать
божественные проявления.
Так уж случилось, что эта задержка произошла в период, когда теология
почувствовала потребность в централизованной ортодоксии. До того, как были
приняты ключевые решения относительно божественной сущности Иисуса, у
церковных иерархов не было официальных критериев для определения, какие
именно тексты представляют их новую религию.
И что еще важнее, многие современные люди считают тексты Нового Завета
священными и неприкосновенными. Они верят, что это слова самого Бога,
единственный путь к спасению, слова, которые нельзя изменить или понимать
как-то иначе, нежели чем буквально. Никто никогда не объяснял им, что вовсе
не таким было намерение первых составителей рассказов об Иисусе, включенных
в это собрание. На самом деле в первые 150 лет существования христианства
единственным авторитетом оставались тексты, которые мы теперь называем
Ветхим Заветом.[90]
Ярким примером отношения первых богословов к этим тестам служат
произведения христианского писателя второго века н. э. Иустина Философа. Для
него так называемые Евангелия были просто воспоминаниями разных апостолов,
которые можно было зачитывать в церкви и использовать для укрепления веры,
но которые никогда не считались Священным Писанием. Термин Священное Писание
использовался по отношению к книгам закона и книгам пророков - то есть
Ветхому Завету. Совершенно очевидно, что Иустин "никогда не считал
Евангелия, или Деяния апостолов, священными книгами".[91] Иустина в конечном
итоге признали святым, но современного христианина, осмелившегося отстаивать
его взгляды, сочтут радикалом.
Тем не менее в конце первого и во втором веке новой эры действительно
начали записывать предания об Иисусе. Собирались его высказывания и истории
из его жизни, но ни одно из таких собраний в те времена не считалось
официальным или утвержденным Церковью. Кроме того, не подлежит сомнению, что
тексты, вошедшие в наш Новый Завет, появились именно в этот период. В конце
первого и во втором веке н. э. сама концепция "христианства"
выкристаллизовалась из мессианского иудаизма, что тут же привело к
логическим затруднениям, причем нередко весьма существенным.
Во втором веке до н. э. наблюдалось интересное явление: арамейское
слово мешиха - мессия - начали использовать для обозначения истинного
правителя Израиля. В частности, им называли грядущего царя из рода
Давида.[92] Надежда на появление потомка Давида нашла выражение в книгах
пророков Ветхого Завета. Таким образом, использование христианами термина