"Дейл Бейли. Смерть и право голоса (Нежить. Антология) " - читать интересную книгу автора

звука. А потом Бертон... Бертон улыбнулся.
- Что ты задумал, Роб?
- Союз личности и момента - вот что делает президента великим, -
ответил я. - Вы сами так говорили. Помните?
- Помню.
- Вот он, ваш момент. Перестаньте убегать от него.
- Что ты имеешь в виду? - спросил Льюис.
Я ответил на вопрос, но даже не взглянул в его сторону. Я не сводил
глаз с Гранта Бертона. Будто никого больше не было в салоне самолета, только
я и он, и, несмотря на все дальнейшие события, именно тогда свершился мой
вклад в историю.
- Я хочу отыскать Дану Макгвайр, - заявил я.

* * *

Я начал заниматься политикой еще в Нортвестерне, на втором курсе. Это
случилось неожиданно для меня (да и кто отправляется в колледж, собираясь
стать помощником сенатора?), но в те годы я отличался идеализмом, к тому же
мне нравилась позиция Гранта Бертона, так что осенью я присоединился к его
штату в качестве добровольца и сидел на телефоне. Одно за другим: стажировка
на Холме,[4] работа референтом после окончания колледжа - и каким-то образом
я оказался среди богемы политического мира.
Я часто задумывался о том, а как бы сложилась моя жизнь, выбери я
другой путь? На четвертом курсе я встречался с девушкой по имени Гвен,
веснушчатой блондинкой на год младше меня; довольно симпатичная, она
чуть-чуть недотягивала до красавицы. Уж не помню, по какому предмету нам
задали совместную лабораторную работу, но в ее процессе мы обнаружили, что
выросли в получасе езды друг от друга. Землячество - двое заброшенных на
холодный север калифорнийцев - помогло нам продержаться вместе всю зиму и
часть весны. Но после окончания колледжа наши пути разошлись, и последнюю
рождественскую открытку я получил от нее пять или шесть лет назад. Помню,
как из открытки выпал листок бумаги и медленно спланировал на пол. Телефон и
адрес в Лагуна-Бич и приписка: "Позвони мне как-нибудь". Но я так и не
позвонил.
Так что вот так.
В тридцать два года я все еще жил один, и самые долгие романтические
отношения в моей жизни продлились восемь месяцев. Моим самым близким другом
оставалась бабушка, и при большой удаче я виделся с ней раза три в год. Я
ходил на десятилетнюю встречу выпускников в Эванстоне, и все мои бывшие
одноклассники давно уже жили в другом мире. У них были семьи, дети, религия.
А у меня была моя работа. Двенадцать часов в день, пять дней в неделю.
По субботам я проводил в офисе три-четыре часа, чтобы доделать отложенные на
неделе дела. По воскресеньям я смотрел ток-шоу, и с понедельника все
начиналось заново. Так я жил уже десять лет, и ни разу мне не пришло в
голову задаться вопросом: как я загнал себя в этот угол? Мне даже не пришло
в голову, что вообще следует задаваться подобными вопросами.
Четыре года назад, во время кампании по переизбранию Бертона в сенат,
Льюис сказал мне одну забавную вещь. Мы сидели в баре, пили "Миллер лайт" и
закусывали арахисом, и вдруг он поворачивается ко мне и спрашивает:
- У тебя кто-нибудь есть?