"Анатолий Безуглов, Юрий Кларов. За строкой приговора... " - читать интересную книгу автора

мальчишкой, а он тогда был взрослым человеком. По-настоящему мы
познакомились спустя двадцать пять лет, месяц назад, когда он вместе с
сыном пришел ко мне, доценту, члену приемной комиссии института, куда хотел
поступить его Сергей.
Он мне очень понравился, этот Никонов. Седой, благообразный. Радостно
у меня в тот вечер на душе было, временами детства пахнуло. Уютно я себя с
ним чувствовал, все умилялся: земляки! Домик вспомнил, в котором рос,
яблоньки, черемуху в палисаднике. Я, конечно, расчувствовался, пригласил
его и сына к себе на квартиру. Выпили, вспомнили наш городок. А потом
Никонов заговорил о поступлении Сергея в институт. Говорил он осторожно,
обиняками, и я не сообразил, в чем дело. Я сказал, что сделаю, разумеется,
для земляков все возможное, что пусть Сережа не беспокоится: не боги горшки
обжигают. Я его подготовлю к вступительным экзаменам, кажется, даже из
Пушкина что-то к месту процитировал. Никонов переменил тему. Но когда на
столе оказалась вторая бутылка, он вновь вернулся к этому разговору. Я
наконец понял, что речь идет о незаконном поступлении в институт, и
мгновенно протрезвел. "На это я не могу пойти, Федор Алексеевич". -
"Почему, Дима?"
Никонов не требовал, не злился - он просто хотел меня понять. Хотел и
не мог. В его благообразной седой голове не укладывалось, почему земляк не
может помочь земляку в таком плевом деле. Его глаза смотрели в мои
доброжелательно и наивно: "Почему, Дима?"
Я не мог его обидеть. Мне было смешно и немного грустно. Я начал в
деликатной форме объяснять ему, что это - преступление не только против
закона, но и против нравственности. То, что он хочет, противоречит моим
принципам.
Он как будто сочувственно слушал, кивал головой, соглашался, а когда я
кончил, спросил: "Сколько?" - "Что сколько?" - "Сколько тебе денег нужно,
Дима?"
У меня потемнело в глазах. Я закричал, затопал ногами... Никонов и его
сын ушли. А под утро Никонов снова появился. Я не успел его вытолкнуть.
Едва я открыл дверь, он повалился мне в ноги. Я пытался его поднять, но не
мог. Он ползал по полу на коленях, хватал меня за руки. Это было не только
мерзко, это было страшно. Понимаете? Страшно. У меня было только одно
желание: скорей уйти, убежать от этого кошмара. Но я не мог вырваться из
его рук. У него были очень холодные мокрые руки... Я и сейчас чувствую их
прикосновение...
Что? Да, конечно, я согласился. Я бы согласился тогда на все, на все
без исключения.
Никонов ушел. А утром я обнаружил на телефонном столике деньги. Они
были завернуты в бумагу и перевязаны шпагатом. Я их схватил и кинулся в
гостиницу, в которой они остановились.
Номер Никонова был на втором этаже, но мне не пришлось подниматься, мы
с ним столкнулись в вестибюле. Я не успел ничего сказать. Увидев в руках у
меня пачку, он побагровел и закричал: "Мало? Мало, лихоимец? Портки с меня
содрать хочешь?"
Он так громко кричал, что в вестибюле все всполошились. Среди сидящих
за ближайшим столиком я увидел аспиранта Богоявленского, он был с какой-то
девушкой и смотрел в мою сторону. Мне показалось, что он улыбается...
Ничего не соображая, я сунул деньги обратно в карман и выскочил на улицу...